"Владимир Орлов. Нравится всем - выживают единицы" - читать интересную книгу автора

это? Затрудняюсь в понимании не только предмета, но и времени, когда это все
происходит. Она сказала... То, что она говорила было нелепым, за эту
нелепость я готов карать нещадно. И поэтому все это нечисто, я чувствую. Все
это. И испачкается еще много раз.
П. Стал ли я старше? Если смотреть на себя вот так со стороны. Да.
Очевидно, время, которое я провел от одного пункта до другого уже кончилось,
и я безрадостно замечаю, что в этом промежутке, мне стало тесно. Я чудно и
невоздержанно теперь мотаю головой, хорошо понимая, что я делаю и, главное,
зачем. Ясная тяжесть чего-то - возраста, наверное? - открывается передо мной
в надломе, и я покровительствую себе насколько это можно.
Р. С трудом удержал себя, чтобы не броситься по всяким мелким
поручениям (поставить на огонь чайник, сварить кофе). Вспомнил, что теперь я
служу другой женщине. Мужчина - это вообще служебная собака. Или собака,
которая всем хочет угодить, и несется за палкой, кто бы ее не бросил. Хотя с
другой стороны, эта зависимость не такая уж и унизительная, потому что у
доброй хозяйки - одна радость, что ты есть. Она никогда себе не позволит
замахнуться поводком, даже если ты убежал на соседнюю улицу.
С.
Мускулистое тело еще ничего не значит, скажете вы. И в самом деле, меня
это тоже не очень-то радует. Игра мускул - вот, что действительно
замечательно. Один атлет проходил мимо меня раз тридцать, и я не шелохнулся.
Но вот он остановился, посмотрел на меня (смотрел и раньше) и произнес
слишком тихим и мягким для такого громилы голосом:
- Погода сегодня отличная. Я сильно смутился от такого проникновенного
обращения, но еще больше от того, что он, вероятно, принял меня за какого-то
распорядителя, арендующего тренировочные залы, или за спортивного агента,
если такие бывают. Я, как уже сказал, смутился и ответил ему почему-то
басом:
- Это потому что в это время здесь почти не поливают траву. Это его
страшно развеселило, он принял это за находчивую шутку, хотя я сказал это
абсолютно серьезно.
Т. Я отшвырнул ногой лежащую на пути корягу, и она полетела, плавно
описывая спираль, без права на возвращение. А еще она довольно долго
подскакивала там вдалеке, пока наконец не закатилась в кусты. И я несколько
секунд наблюдал: не даст ли она еще о себе знать? Я прошел положенное
расстояние, чтобы видеть. Но она, похоже, закатилась слишком далеко.
У. Недавно я заметил, что мой указательный палец дрожит. Стоит немного
подогнуть его в какую-нибудь сторону, как сразу. Сверху откуда-то
надвигается мятежное облако, из-за которого не то что солнца не видно, а
наоборот: все струит свет. Это стильно. Я боюсь повернуться, потому что
каждый мой шаг скреплен обязательством: не подниматься и не вставать с
кресла. Я боюсь только, когда нужда застанет, я буду уже немного мертвым.
Ф. Ноги, чресла и туловище не имели веса, только скрюченные руки еще
чего-то царапались, направляя голову куда-то назад и вперед. Пока наконец не
показался краешек света, белого и яркого - собственно говоря, солнечного. И
там я услышал такой заливистый смех, такие перлы, что сам неудержимо
захохотал и обессилившими руками отпустил кромку, которая меня держала.
Падение было недолгим и глухим. Я сам знал, что падаю в надежном виде на
какую-то перинку. С хохотом и всхлипом обезумевшего. Никак отсюда не
выберусь.