"Юрий Орлов. Опасные мысли " - читать интересную книгу автора

зато Пастером. (Через двадцать лет, окончив университет, я попросился туда
повторно; меня спросили: "Вы хотите, чтобы государство истратило на Вас
вдвое больше, чем на других? ")
К одиннадцати годам, к последнему году начальной школы, я превратился
из мечтательного деревенского паренька в совершенно городского динамичного
мальчика, жадно ищущего, в каких бы кружках еще позаниматься. Школа к этому
времени стала тоже гораздо динамичней. Шла вторая половина тридцатых годов,
шпионы и враги теперь возникали повсюду; учителя, наоборот, внезапно
исчезали; так же внезапно заменяли учебники. В книгах для чтения младших
классов появились пограничники и маленькие герои, помогавшие ловить шпионов.
Один шпион гулял под видом грибника (была картинка в книжке). А под
грибами-то у него в корзинке лежали гранаты (тоже картинка). В классе мы
читали и пересказывали историю о девочке, которая увидела, что диверсант
повредил железнодорожный путь (картинка). Чтобы спасти состав, она разрезала
руку ножом, намочила своею кровью носовой платок и стала на путь, размахивая
этим красным флагом. Машинист увидел и успел остановить поезд. (Картинка.) О
чем я думал, когда пересказывал этот бред? Ни о чем. Жизнь в школьных
учебниках была особым миром, созданным для экзаменов. Мелькнуло только
разочек: откуда у деревенской Маши носовой платок? Сроду таких не видывал.
Голова была еще более чиста и пустынна, когда рука выводила безупречные
сочинения на темы вроде "Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое
детство!" или "Жить стало лучше, товарищи, жить стало веселее!" Жизнь была
особенно весела и хороша в колхозах. Это было прямо видно из другого
рассказа в учебнике, где юный пионер помог задержать вредителя-стригуна.
Этот тип ножницами стриг себе в мешочек, подвешенный у него на шее, колоски
пшеницы с тучного, богатого колхозного поля. Над мешочком и ножницами я
размышлял долго. Интересный был вредитель. Через несколько лет я узнал
истину: "вредителями" были голодающие, боролись с ними лагерными сроками и
расстрелами.
Летом 1936, когда я кончил начальную школу, в последний раз приехала в
Москву бабушка: на меня с Петей посмотреть, заработать немного денег. Жить в
деревне становилось все труднее, людям теперь нечем было платить ей,
повитухе и швее. Была она стара и не могла подрабатывать зимами на фабриках,
как делала до революции. Ее место в керосинной было занято, и поэтому она
нанялась смотрительницей в общественную уборную в Центральный парк, - имея в
своих расчетах и мой интерес. Каждые летние каникулы мать пристраивала меня
в крестьянские семьи в разные подмосковные деревни, но в это лето не
получилось, и я торчал в городе. Теперь, благодаря бабушке, я проходил без
билета в парк вместо того, чтобы проскальзывать туда через заборные дыры. Я
рисовал Красные Площади в секции изо, затем шел в гости к бабушке, потом
ухаживал за кроликами и огородами в крошечном огороде "Дома юного
натуралиста". С горохами там делались опыты. Поработай бабушка подольше в
общественной уборной, из меня, глядишь, получился бы со временем генетик (и
попал бы я в лагерь за это), но она скоро вернулась в деревню. А через
несколько недель мама, наконец, вышла замуж.
Загвоздка была в жилье, и она разрешила эту проблему, найдя две кельи в
бывшем монастырском доме на Большой Полянке. Правда, они были на территории
сверхсекретного военного завода, так что нам надо было проходить и домой и
из дома через проходную. Ну и коммунальная уборная и прочие удобства были
хуже не придумаешь; но зато две комнаты были с отдельными входами. Жили в