"Юрий Орлов. Опасные мысли " - читать интересную книгу автора

этих двух комнатах всего три человека из одной и той же семьи и хотели с
нами поменяться. Мать объяснила, что их было в два раза больше до прошлого
года, и что им захотелось уйти с того места, потому что, может, на новом
месте они перестанут испаряться так быстро.
"А мы?" - спросил я.
"Мы не испаримся, - ответила мать. - Их кто-то не любит".
"А если и нас не полюбят?"  - "Мы люди простые. Кому нас нужно не
любить".
"А если их и здесь не полюбят? Примут за японских шпионов, как
Мустафу".
"Собирай-ка лучше учебники!"
Мустафа был инженер и друг моего отца. Когда я еще не учился в школе, а
отец был жив, он и его жена Талочка часто приезжали в Москву по делам и
ночевали у нас ради экономии денег. Как удавалось там разместиться
восьмерым, останется за пределами земного понимания. Талочка была красивая и
надушенная, я таращился на нее, она это замечала и смеялась. Но однажды она
приехала одна.
"Мустафу арестовали", - проговорила она и зарыдала.
"За что?" - спросила моя мать очень спокойно.
"Они говорят, он не татарин... японец... японский шпион".
"Шпион?" - спросила мать.
"А разве он японец?" - спросил Петя.
"Какой японец?! Я знаю всю его семью".
"Ну, так разберутся", - сказал Митя.
"Разберутся! Его уже убили!"
Все замолчали. Она переночевала у нас, днем ходила куда-то, ей велели
возвращаться домой, и она уехала.
"Я напишу Талочке, чтобы не приезжала", - твердо выговорила мать.
"Ты что это?" - удивился Петя.
"Ничего. Вы жизни не знаете."
"Это мы-то?"
"Вы-то. Сегодня Мустафу, а завтра Федю. И концов не найдешь".
"Ты что, ухи ела или так охуела?" - спросил Митя.
Отец молчал.
"Напиши", - сказала бабушка.
Мать письмо написала, Талочка больше не появлялась.
Мы переехали на новое место на Полянку. Наши кельи были по восемь
квадратных метров, если считать по полу, и по четыре, если по потолку. Петя
с Лизой и маленьким сыном Вовкой разместились в одной келье, мать со мной и
отчимом (которого тоже звали Петей) - в другой.
Мой отчим, Петр Барагин, учился в художественно-прикладном училище.
Потом вот женился на моей матери, разменяв карьеру художника на красивую и
властную женщину на пять лет старше его и с ребенком. Студенту можно было
жить на воде и хлебе, семейному человеку нельзя. Училище он оставил и
пробовал работать учеником на разных заводах. Наконец, устроился на
химическую фабрику, там платили больше. Мать, понюхав вокруг него, решила,
однако, проверить, что это за работа, и пошла в цех. "Лучше совсем без
денег, чем дышать такими парами!" - закричала она на мастера и прямо в цеху
написала за отчима заявление об уходе.
Трудно было представить себе человека, меньше приспособленного к