"А.И.Осипов. Ф.М.Достоевский и христианство " - читать интересную книгу автора

которую погружен народ наш, и сумеет отыскать в этой грязи бриллианты.
Повторяю: судите русский народ не по тем мерзостям, которые он так часто
делает, а по тем великим и святым вещам, по которым он и в самой мерзости
своей постоянно вздыхает... Нет, судите наш народ не по тому, что он есть, а
по тому, чем желал бы стать. А идеалы его сильны и святы, и они-то и спасли
его в века мучений". Как желал Достоевский показать эту красоту очищенной
души человеческой, этот бесценный бриллиант, который большей частью весь
завален, захламлен, загажен грязью лжи, гордыни и плотоугодия, но вновь
начинает сверкать, омытый слезами страданий, слезами покаяния! Достоевский
убежден был, что потому и грешит человек, потому и зол он часто и дурен, что
не видит красоты своей подлинной, не видит души своей настоящей. В
материалах к "Бесам" находим у него такое: "Христос затем и приходил, чтобы
человечество узнало, что и его земная природа, дух человеческий может
явиться в таком небесном блеске на самом деле и во плоти, а не то что в
одной мечте и в идеале, - что это и естественно и возможно". Кириллов в
"Бесах" говорит обо всех людях: "Они не хороши, потому что не знают, что они
хороши. Надо им узнать, что они хороши, и все тотчас же станут хороши, все
до единого". Именно об этой красоте, представшей духовно очищенному взору
человека, говорил Достоевский, когда утверждал, что "красота спасет мир"
("Идиот"). Но, оказывается, красота эта спасающая, как правило, открывается
человеку в страданиях, через мужественное несение им креста своего. Не
случайно страдания в творчестве Достоевского занимают господствующее место,
а его самого по справедливости называют художником страданий. Ими, как огнем
золото, очищается душа. Они, становясь раскаянием, возрождают душу к новой
жизни и оказываются тем искуплением, которого жаждет каждый человек, глубоко
осознающий и переживший свои грехи, свои мерзости. И поскольку все грешны,
то и страдания, по Достоевскому, необходимы всем, как пища и питие. И плохо
той душе, которая не чувствует этой необходимости. "Если хотите, - пишет он
в "Записной книжке", - человек должен быть глубоко несчастен, ибо тогда он
будет счастлив. Если же он будет постоянно счастлив, то он тотчас же
сделается глубоко несчастлив". "Горе узришь великое, - говорит старец Зосима
Алеше, - и в горе сам счастлив будешь. Вот тебе завет: в горе счастье ищи".
Ибо через страдания, к которым ведут иногда и страшные преступления,
освобождается человек от своего внутреннего зла и его соблазнов и вновь
обращается к Богу в своем сердце, спасается. Это спасение Достоевский видит
только во Христе, в Православии, в Церкви. Христос для Достоевского не
отвлеченный нравственный идеал, не абстрактная философская истина, но
абсолютное, превысшее личностное Благо и совершенная Красота. Поэтому он
пишет к Фонвизиной: "Если б кто доказал мне, что Христос вне истины, и
действительно было бы, что истина вне Христа, то мне лучше хотелось бы
оставаться со Христом, нежели со истиной". Именно потому он с таким
сарказмом говорит через Алешу Карамазова о псевдопоследовании Христу: "Не
могу я отдать вместо всего два рубля, а вместо "иди за Мной" ходить лишь к
обедне". В таком случае действительно от Христа остается лишь "мертвый
образ, которому поклоняются в церквах по праздникам, но которому нет места в
жизни" [1]. Но Христос, по глубокому убеждению Достоевского, сохранился
неповрежденно лишь в Православии, в народах славянских, и особенно в русском
народе. Отсюда и особенность взгляда Достоевского на русский народ как на
народ-богоносец, народ, который может и должен спасти Европу - это
"дорогое, - по словам Ивана Карамазова, - кладбище (давно уже кладбище, и