"Георгий Осипов. Подстрекатель " - читать интересную книгу автора

столике с инструментом я обнаружил опрокинутую надписью вниз табличку.
Перевернув ее, я прочел на обороте: "Вас обслуживает мастер Драгойчева И.Д."
Мраморный столик был накрыт исцарапанным листом плексиглаза, под ним лежали
подряд: сморщенный от пролитой жидкости календарик, итальянская певица с
глазами Софьи, открытка из Болгарии: Точно узор на мокрой штукатурке,
пропитанной отвратительной атмосферой гибнущего подземного уринала, с
мертвой серой, почти газообразной газетной вырезки на меня наступило
видение: набеленные щеки, лишайная поросль на черепе, похожая на полукружие,
проведенное фломастером, две чернейшие точки в глазницах, голые подмышки,
схожие с провалами щек, многорядный браслет "садо-мазо".
Мне стало дурно, и, теряя равновесие, я взялся рукой за холодный край
раковины, на плоском и сухом дне которой валялась матовая зажигалка и пара
перчаток. Я отодвинул их, но не обнаружил отверстия для стока воды. То, что
я посчитал за раковину, оказалось шляпною коробкой. Я готов был присесть, но
сию же минуту из-за ширмы мне навстречу шагнула мадам Драгойчева (ударение
на "о"). Несомненно, то была она. "Мама, мама, в Божьем мире Божьи ангелы
поют!" Ее голову покрывала невероятно широкая фетровая шляпа, такая же
серая, как и у обожаемой Марики (ударение на "а") Рекк. Не дожидаясь
приглашения, я опустился в кресло. Рот у нее от природы очерчен несколько
капризно, и одна уже эта гримаска обыденной ненасытности сводила с ума, а то
место, где губы мадам Драгойчевой становились тоньше, сливаясь со складкой
на смуглых щеках, способно было лишить рассудка окончательно. На женщине, в
пальцах которой через мгновение появится бритва, был надет аптекарский халат
с вытачками, сквозь тонкую ткань просвечивал джинсовый сарафан.
Перчатки, вынутые из коробка, оказались гигиеническими, а зажигалка -
без газа. Явно, явно не одну только шляпу примеривали эти красотки дневной
смены, судя по распутному прищуру глаз помощницы, явившейся следом из-за
ширмы также бесшумно.
"Ну, шо мы с вами будем делать", - с умыслом спросила
красавица-болгарка, передавая зажженную сигарету своей сообщнице.
"Постричь, побрить", - прокаркал я голосом полковника Макенау2. Вскоре
затем я добавил кое-какие приятные замечания в адрес дамского общества,
после чего мне предложили рахат-лукум, золотистый кубик. Я медленно раздавил
его языком, пропуская сквозь зубы, в то время как отраженные зеркалом губы
Искры и Лидии (таково было имя другой) проделывали то же самое. "У меня то
же самое", - как принято выражаться, когда лень показывать какую-нибудь
вещь.
Выплеснув мне на голову два кувшина горячей воды, Искра удалилась в
поисках шампуня. Лидия Волюптэ (ударение на "э") хлопотала возле невзрачного
магнитофона. Красота дочери Балкан сотворила едва ли не чудо, я
почувствовал - самую малость и забудется вмиг докучная галлюцинация, а с ней
вместе и "падение ума и воли".
Подушечка с яичным шампунем была так миниатюрна, что вязкая пенистая
жидкость вытекала, казалось, из самой ладони мадам. Я закрыл глаза.
Они не обязательно высокого роста, но выглядят дородными, рослыми из-за
высоких каблуков и платформы, верность которым эти красавицы сохраняют и по
сей день хотя бы в домашнем быту. Медленно оплывая, превращаясь постепенно в
плоское пятно на экране, сочетающее в себе свойства снега и белкового крема,
они несут в себе ощущение довольства, которое испытываешь, просмотрев
благополучный триллер. Их увядание, картина для глаз нестерпимая.