"Георгий Осипов. Подстрекатель " - читать интересную книгу автора

приличное вздутие. Как у шнурка Вильмера в "Мальтийском соколе", оттого что
у него в карманах пистолеты. Мне захотелось рассказать на кого была похожа
мадам в марле - на актрису из немецкого фильма "Die antwort weis ganz allein
der wind". Я думаю, зайди такой человек в "Кабинет доктора Калигари" -
уборную Нападающего, и сами медные краны загнулись бы кверху. Азизяну было
легче, он не успел толком оценить, какие соски нам даже не ответили "нет", а
просто отмахнулись от нас, как лояльные граждане от сообщений радио
"Свобода".
Нападающий завел "Маяк". Мы выпивали на кухне в поздний час. Каждый
чувствовал себя в безопасности, несмотря на болезненные и неутоленные
желания, притаившиеся до поры. Никто не хотел говорить о сексе, поэтому мы
принялись перечислять известные нам кабаки. "Ноздрики", с вечерами при
свечах и эпилептиком Ящерицей,с котором после каждого исполнения "Monkberry
Moon delight" случался припадок petit mal, если он, конечно, не притворялся.
"Театральный", где бэнд лабал, сидя на балконе, так что башли за песню им
бросали в спичечном коробке, "Зустрiч", со старым добрым Йозефом, у которого
на установке "Trova" была натянута натуральная барабанная шкура вместо
хлипкого пластика, "Хмель", где Насильник пел кощунственным голосом песни о
войне, и торжественно скандировал "Love story", порой вворачивая в текст
матерщину:

"Йес-тэдэй, гуд-бай
Вау-пизды-гоу, май фрэнд, май бэби,
Цап-царап,
Айн кирогаз, вафля хрум-хрум, пара-рури".

"Русь", где джаз-роковый басист Кнур Кузмич мрачно увещевал: "Снегопад,
снегопад, не мети е й на к о р ы..."
Пленка с Трини Лопесом закончилась, я пошел в спаленку Нападающего,
чтобы переставить катушки. Маг стоял на письменном столе с тумбочкой таких
размеров, что в ней спокойно могла бы спрятаться от немцев Анна Франк, но
обитатель спаленки скрывал в тумбочке другие вещи. Правда, он тоже вел
дневник, фиксируя свои ощущения - эрекции, сплин и плаксивость в основном, и
признания в любви поочередно то Гитлеру, то Сальваторе Адамо, то самому
себе. На стенном коврике (цвета отбивной) висела порнуха их архива 220. Две
черножопые шлюхи, одна с выколкой на ягодице, в белых туфлях-лодочках сидели
верхом на бледном дяденьке белого цвета и скалили свои лошадиные зубы,
поддерживая сучковатыми пальцами опята своих нипелей. Я почему-то был
уверен, что Азизян от этой картинки куда-то избавился. Она была из коллекции
Педотова-старшего, из черной папки, что его брат Алик вынимал из пустоты
внутри дивана-кровати и развратнейшим жестом швырял на покрывало.
"Ах ты, сука-петух", - был его боевой клич. "Ах ты, сука-петух", -
выкрикивал он нежным голоском, замахиваясь молотком на воображаемого
противника. Ангелоподобный мальчик-пьяница Алексис Педотов мечтал стать
блатным, хотя и учился на товароведа.
Листок с нечестивой троицей мне нравился. На другой стороне ГДРовской
ленты "ORWO" был записан второй альбом Джо Долана, где первая вещь,
знаменитая "You're such a good looking woman". Без баб такое слушать
мучительно. Вообще, хорошая музыка, вино и ночь, когда некому "засадить" -
то, чего терпеть нельзя, но от судьбы ты далеко не уйдешь - спародировал я