"Георгий Осипов. Подстрекатель " - читать интересную книгу автора

известно, и по сей день проживает Клыкадзе. В сумерках влажные, выпуклые
глаза Нападающего были пьяны. Зассаться у Клыкадзе он не мог - тот не бухает
с 1984 года, и живет с тех пор в совершенно ином мире, как Гамлет. Я поднял
глаза на окно его спальни. Там горел свет. Когда-то за этой пурпурной шторой
сновали почти каждый вечер силуэты трубовых личностей - квартиру Клыкадзе
посещали сын крымского прокурора, Жора из облздравотдела с полным портфелем
рецептов, Марина Блумштейн, мифическое существо с влагалищем в глотке: Но
сейчас окно было пустым, как пластиковое окошко в портмонэ Азизяна, откуда
тот вынул мне в подарок цветную фоточку голой блондинки с поднятым вверх
серебристым каблуком. "Бери, папа, а дома мы найдем, что туда вставить", -
сказал при этом Азизян.
Это происходило в понедельник вечером, у меня дома - Нападающий
истребил у нас на глазах полбутылки водки с рыбой без хлеба. Мы понимали,
что это начало запоя. Быстренько захмелев, он стал развязней, закурил без
спросу, поджав развратно ногу в грязном чулке. В его речи замелькали
привычные "блядь-нахуй, нахуй-блядь". В тот день шел дождь.
Сегодня, случайно столкнувшись под домом Клыкадзе, мы просто обменялись
приветствиями, и ни о чем не договаривались. "Смотри, чтобы тебя не захавали
в вытвэрэзник", - напутствовал я Нападающего. "Куда?" - переспросил он,
подергивая кончиком носа, как Гитлер при скорости восемь кадров в секунду.
"В вытрезвитель, - объяснил я, - по-украински". Несоразмерно большая голова,
словно шар, наполненный дымом поганым и вонючим, волочила его волосатое
тельце вверх по переулку. Синие брюки-клеш и отросшие до плеч льняные волосы
придавали ему колорит ожившего утопленника чуть ли не 70-го года. Я
надеялся, что он поломился к одному из своих запойных любовников. Какая-либо
абнормальная трансформация этих несчастных всегда давала ему средство
тиранить - у одного распухли ноги, у другого растет горб, третий не умеет
танцевать, так чтобы Нападающему было смешно. Я надеялся, что он найдет у
них и кальмары, и водку, и не заявится ко мне. Но через два часа он пришел.
Бухущий.
"Ты меня уложишь спать", - спросил он в коридоре, скидывая пропахшие
одеколоном, вазелином и потом башмаки. "Уложу", - соврал я, стараясь
смотреть не на него, а на отражение в зеркале из-за перегара. "А то я без
тебя не засну".
Он заснул почти мгновенно, сидя, и тотчас начал сползать на пол. В той
же позе, на том же диване, что и Клыкадзе десять лет назад. "Сейчас
обоссытся, - подумал я, и отметил, как дернулись мышцы вокруг рта; с
недавних пор появился у меня этот противный тик. Поэтому я решил не
испытывать судьбу и сразу отвел пьяного в туалет. Он молчал - запись
кончилась и слышалось только шипение пленки, скрип лентотяги. Я подивился,
были ли Клыкадзе с Нападающим любовниками?! Из уборной донесся приглушенный
дверью стон.
Я чувствовал себя Дорианом Греем наедине с трупом художника Бэзиля.
Надо сказать, что мы с Азизяном еще в 78-м году приговорили Нападающего к
смертной казни. Но приговор так и не был приведен в исполнение. Мертвящее
дыхание Нападающего все равно заразило бы грибком доски эшафота, подвергло
коррозии лезвие топора, и со зловонием погасило огонь. В добавок ко всему
этого "Бэзиля" непременно стали бы искать. В первую очередь главные жертвы
его шарма - родители. Они принесут инспектору портфолио "нашего мальчика", и
тот, не успев взглянуть на лицо пропавшего, разглядев одни гениталии,