"Лев Остерман. О, Солон! (История афинской демократии)" - читать интересную книгу автора

"Нигде не сдерживать гнев - это признак человека невоспитанного и
необузданного; везде сдерживать - трудно, а для некоторых и невозможно.
Поэтому законодатель при составлении закона должен иметь в виду то, что
возможно для человека, если он хочет наказывать малое число виновных с
пользой, а не многих - без пользы".(XXI)
Стремление найти решения общественных проблем, приемлемые для подавляющего
большинства граждан и в наименьшей степени опирающиеся на принуждение,
характерно для всего законодательства Солона - в большом и малом. Впрочем,
разумеется, даже лучшие из законов не могут быть по душе всем без
исключения, и Солону, по-видимому, приходилось проявлять определенную
твердость духа. У Плутарха мы читаем по этому поводу следующее:
"Хотя он отказался от тирании, однако во время своего правления не
проявлял особенной мягкости и слабости, не делал уступок лицам влиятельным
и в законодательной деятельности не старался угодить тем, кто его избрал.
Там, где дело обстояло вполне хорошо, он не применял врачевания и не
вводил ничего нового, из опасения, что "если в государстве перевернуть все
вверх дном, то у него не хватит сил поставить все на место" и упорядочить
наилучшим образом. Он применял лишь такие меры, которые, по его расчету,
можно было провести путем убеждения, или такие, которые при проведении их
в принудительном порядке, не должны были встретить сопротивления. По этому
поводу он сам говорит: "Я принуждение с законом сочетал!" Вот почему
впоследствии, когда его спросили, самые ли лучшие законы он дал афинянам,
он ответил: "Да, самые лучшие из тех, какие они могли принять".(XV)
Разработка всего кодекса законов заняла у Солона всего один год, пока он
был архонтом. Не сохранилось данных о какой-либо процедуре обсуждения и
принятия законов Солона. Похоже на то, что афиняне, предоставив ему
полномочия, заранее согласились полностью принять новое законодательство.
Плутарх сообщает только о том, что законы были записаны на деревянных
досках и выставлены на площади для всеобщего ознакомления. Потом народ и
ареопаг поклялись общей клятвой исполнять их, а каждый из новоизбранных
архонтов впредь приносил на площади особенный обет в том, что если он
чем-нибудь преступит эти законы, то посвятит в Дельфы золотую человеческую
статую в свой рост.
Между тем, сложив с себя обязанности архонта, Солон решил на длительное
время удалиться из Афин. Плутарх следующим образом объясняет это решение:
"После введения законов к Солону каждый день приходили люди: то хвалили,
то бранили, то советовали вставить что-либо в текст или выбросить. Но
больше всего было таких, которые обращались с вопросами, осведомлялись о
чем-нибудь, просили дополнительных объяснений о смысле каждой статьи и об
ее назначении. Солон нашел, что исполнять эти желания нет смысла, а не
исполнять значит возбуждать ненависть к себе, и вообще хотел выйти из
этого затруднительного положения и избежать недовольства и страсти
сограждан к критике. По его собственному выражению:
"Трудно в великих делах сразу же всем угодить".
Поэтому под тем предлогом, что ему как владельцу корабля надо
странствовать по свету, он попросил у афинян позволения уехать за границу
на десять лет и отплыл из Афин: он надеялся, что за это время они и к
законам привыкнут".(XXV)
Опять-таки, мне кажется, что Плутарх недооценил тонкий психологический
маневр Солона. В отсутствие законодателя его законы приобретают характер