"Лев Остерман. Течению наперекор" - читать интересную книгу автора

приводило к каким-то химическим реакциям, подобным вялому горению.
Разлегшись привольно на покатой и шершавой крыше, мы загорали,
рассказывали разные байки, играли "в слова" и клялись во взаимной верности,
романтически скрепляя эти клятвы капельками крови. Но как страшно было
спускаться стоя до самого края крыши, огражденного только дождевым желобом,
и заглядывать вниз на улицу! Это входило в обязательный комплекс проверки
храбрости. Крыши предоставляли еще многие возможности для испытания ловкости
и отваги. Среднее строение дома было четырехэтажным, но с этажами меньшей
высоты. Край его крыши возвышался над двумя смежными с ним крышами всего
лишь метра на два. Надо было суметь по выщерблениям в кирпичной кладке
влезть наверх и спрыгнуть оттуда на покатую поверхность ниже лежащей крыши.
Но самым серьезным испытанием был "прыжок через без бездну" шириной метра
полтора, с крыши нашего дома на крышу дома соседнего. Они находились
примерно на одном уровне, но опасность усиливалась их покатостью.
Наверное, некоторые из мам с ужасом прочитают эти строчки. Но за все
время у нас не было ни одного несчастного случая, хотя в этой эквилибристике
участвовали дети начиная с 10-летнего возраста. Впрочем, одно ЧП у нас
все-таки случилось. И именно со мной. Меня со двора увидел на краю крыши
кто-то из жильцов дома и сообщил маме. Отца уже не было в живых, и она
поручила брату (он был старше на семь лет) наказать меня. Брат сделал это по
всем правилам: спустил штанишки, зажал мою голову между своих ног и
основательно обработал мне мягкое место ремнем. Разумеется, после порки я не
перестал путешествовать по крышам, опасаясь лишь подходить к их краям,
выходящим во двор. Но ужасно разозлился на брата, который этой акцией явно
утверждал свою взрослость в 17 лет. Тем более что, как я считал, в моем
возрасте он проходил по тем же "высотным маршрутам". (Впрочем, точно я этого
не знаю.)
Зимой у стенки, отделявшей наш двор от соседнего, время от времени
нарастала высокая гора снега, с которой мы катались на санках, рискуя
врезаться в противостоящую стену среднего строения. После сильных снегопадов
дворники ночами сгребали снег с проезжей части и тротуаров в высокие, порой
до полутора метров высоты, снежные "хребты", разделявшие эти две части
улицы. Потом их постепенно на санках с досчатым коробом свозили во дворы.
Снегоуборочных машин еще не было. Да и мощных грузовиков - тоже. Из двора во
двор кочевала, появляясь в каждом из них через значительные промежутки
времени, "снеготаялка". Это было огромное, высокое железное корыто со
сточной трубой у дна в одном конце. В корыто лопатами набрасывали снег с
нашей горы, а под корытом в специальной топке жгли дрова. Вода из сточной
трубы направлялась в канализацию.
Летом во двор приходили слепые музыканты с поводырями, шарманщики с
попугаями, лудильщики, точильщики и старьевщики. То и дело раздавалось
громкое, во весь колодец двора: "Старьем берем!" или: "Точить ножи, ножницы,
бритвы править!" Точильщики еще не обзавелись электромоторами и неустанно,
часами подряд нажимали ногой перекладину-педаль своих нехитрых точильных
станочков. Распахивались окна, музыкантам и шарманщикам бросали монеты.
Молоденькие домработницы спускались во двор, чтобы с помощью попугая узнать
о своем будущем женихе. Мы их дразнили "невестами".
В возрасте девяти лет я приобрел во дворе популярность особого рода. Я
уже упоминал, что благодаря маме и ее пациентам в детстве читал массу
приключенческой литературы. Как-то раз стал что-то пересказывать.