"Пол Остер. Храм Луны" - читать интересную книгу автора

Мне хотелось выкинуть что-нибудь вопиющее, плюнуть в лицо всему свету.
Со всем пылом молодого идеалиста, слишком много размышляющего и слишком
много читающего, я решил, что лучше всего вообще ничего не буду делать, моим
действием станет воинствующее неприятие любого действия. Этакая позиция
всеобщего отрицания, поднятая на уровень эстетического принципа. Мое
существование будет рассматриваться как произведение искусства, я пожертвую
собой ради таких невероятных осмыслений, как, например, наслаждение каждым
свои вздохом. Все шло уже к полному затмению разума, и я погружался в
глубины экзистенции, все больше и больше очаровывающие меня своей простотой.
Да, я ничего не буду делать - пусть грядет неизбежное, - но и не ринусь ему
навстречу. Жизнь пока идет, ну и слава богу. Буду терпеть, буду голодать.
Ведь я догадываюсь, чем кончу, и сегодня это случится или завтра - все
равно. Полное затмение. Антихрист-зверь убит, его прах рассеян. Луна затмит
солнце, и тогда меня не станет. Я останусь окончательно без денег и буду
наконец тем, кто я есть на самом деле, - комочком плоти.
С такими вот мыслями через две недели после похорон я приступил к
чтению дядиных книг. Взял первую попавшуюся коробку, аккуратно разрезал
ножом клейкую ленту и прочел все, что в ней было. Там оказалось странное
собрание книг, сложенных, видимо, совершенно случайно, без какой бы то ни
было логики: романы и пьесы, книги по истории, описания путешествий,
самоучители игры в шахматы, детективы, научная фантастика, философские
трактаты - в общем, мешанина из всевозможных печатных творений. Для меня это
не имело никакого значения. Я читал книгу за книгой от начала до конца,
независимо от их ценности. По мне, книги были неотличимы одна от другой,
каждое предложение состояло из нужного количества слов, и каждое слово
стояло на том месте, где ему нужно было стоять. Так я решил оплакивать дядю
Вика. Я вскрывал коробки одну за другой и читал все подряд. Я поставил перед
собой эту цель и достиг ее.
Во всех коробках была пестрая литературная смесь из великих и заурядных
произведений, горы книжек-однодневок рядом с классикой. Потертые бумажные
обложки перемежались солидными изданиями в твердом переплете, дешевое чтиво
рядом с Джоном Донном и Толстым. Дядя Вик никогда не стремился упорядочить
свою библиотеку. Всякий раз, купив новую книгу, он ставил ее рядом с той,
что была куплена накануне. С годами ряды томов росли, занимая все больше
места. Именно в таком порядке книги и были сложены в коробки. Что-что, а
хронология появления книг у дяди Вика было сохранена. Именно такая
последовательность их чтения показалась мне идеальной. Какую бы коробку я ни
открывал, я проникал в некий отрезок дядиной жизни - определенное число
дней, недель и месяцев из нее. Я мог находиться в том же интеллектуальном
пространстве, в котором некогда пребывал мой дядя, - читал те же слова,
узнавал те же истории, возможно, думал о том же, - и тогда мне становилось
легче, горечь отступала. Я словно повторял шаг за шагом путь исследователя,
когда-то давно уже прошедшего этой дорогой. Мне приходилось продираться
сквозь заросли к неведомым землям, на запад, ориентируясь по солнцу; я шел
на свет, маячивший впереди, пока тот не исчезал. Коробки не были ни
подписаны, ни пронумерованы, и я всегда находился в неведении, какой именно
отрезок дядиного жизненного пути мне предстоит пройти. Таким образом, мое
путешествие складывалось из отдельных бросков: из Бостона в Ленокс, из
Миннеаполиса в Су-Фоле, из Кеноши с Солт-Лейк-Сити. Но меня не смущали эти
беспорядочные прыжки по всей карте мира, постепенно все белые пятна