"Пол Остер. Храм Луны" - читать интересную книгу автора

расспрашивать меня об этом у самой библиотеки и громогласно сожалеть, что со
мной теперь так трудно связаться, я затянул длиннющую песнь о кризисе
человеческого общения: "Голос, передаваемый электрическим путем, - не
настоящий голос. Мы уже привыкли к телефону, инструменту искажений и
иллюзий. Это общение между привидениями, вербальные пустоты и
недосказанности между бесплотными умами. А мне хочется видеть человека, с
которым я беседую. Если я его не вижу, то лучше вообще не разговаривать".
Для меня вошло в привычку устраивать подобные спектакли: туманные
толкования, двусмысленности, витиеватые теории - в ответ на вполне
закономерные вопросы. Я не хотел никому показать, как плохо мне приходилось,
вот и оставалось только отшучиваться и врать. И чем хуже шли мои дела, тем
больше мишуры и напыщенности становилось в моих разглагольствованиях. Почему
я бросил курить? Почему больше не пью? Эти вопросы никогда не ставили меня в
тупик, на каждый из них я находил экстравагантно-разумный ответ. Мои речи
уже напоминали болтовню анархиста-одиночки, чудака, своего рода луддита. Но
моих приятелей это лишь забавляло, они не старались особенно вникать в мои
обстоятельства, и я умудрялся хранить свою тайну. Безусловно, гордость
являлась одним из действующих лиц моих спектаклей, но главное заключалось в
другом: я не хотел, чтобы кто-либо вмешивался в мою жизнь. Расскажи я обо
всем, меня стали бы в лучшем случае жалеть, возможно, даже предложили бы
помощь, а это только испортило бы все дело. Меня больше устраивало
отговориться от всех своими бредовыми россказнями, разыгрывать шута при
каждом удобном случае и достойно ждать конца своих дней.
Тяжелее всего было на последнем курсе. В ноябре я прекратил платить за
электричество, а к январю из фирмы "Кон Эдисон" пришел техник и отключил
его. Месяца полтора после этого я экспериментировал со свечами, выбирая
самые дешевые, яркие и экономичные. Удивительно, но больше всего мне подошли
еврейские поминальные свечи. Меня очаровал их мерцающий огонь, и квартира
наполнилась загадочными тенями. Холодильник замолчал и перестал судорожно
дребезжать, и я подумал, что, пожалуй, без электричества даже лучше. Что бы
обо мне ни говорили, мне было все равно. Я отыскал скрытые преимущества,
сопутствующие упадку, и каждый раз, научившись обходиться без той или иной
вещи, навсегда вычеркивал ее не только из списка необходимого, но и из
памяти. Ясно было, что долго так не протянется, что без многого нельзя будет
обойтись, но какое-то время я тешился тем, что почти не жалею об утраченных
удобствах. Медленно, но верно я постигал, что можно довольно долго двигаться
в этом направлении, гораздо дольше, чем мне казалось сначала.
Когда я оплатил последний семестр, у меня не осталось и шестисот
долларов. Была еще дюжина коробок с книгами, коллекция автографов и кларнет.
Чтобы не было скучно, я порой собирал дядин инструмент и дул в него,
наполняя квартиру дикими звуками - то визжащими, то стонущими, то
заходящимися смехом, то жалобно тоскующими.
В марте я продал автографы бейсболистов коллекционеру Мило Флэксу,
чудаковатому человечку с нимбом белокурых волос. Его объявление я нашел на
последних страницах "Спортинг ньюс". Увидев подписи игроков "Кабз", Флэк
потерял дар речи. Он рассматривал автографы с благоговением, поднимал на
меня глаза, полные слез, и делал смелые предположения, что 1969 год будет
годом "Кабз". Он и вправду почти попал в точку, и если бы не спад в конце
сезона плюс молниеносный взлет проклятых "Метс", так бы оно, скорее всего, и
было. Автографы принесли мне сто пятьдесят долларов, почти целиком ушедших