"Пол Остер. Храм Луны" - читать интересную книгу автора

свои секреты. Раньше со мной никогда такого не случалось, я представить не
мог, что от меня может исходить такое зловоние. Видимо, смесь застарелого
пота и дождевой воды вызвала какую-то жуткую химическую реакцию. Чем суше
становилась ткань, тем удушливее и сильнее был запах. Потом я учуял вонь
собственных ног - отвратительный запах, просачивавшийся через кожу ботинок,
хлынул в нос облаком отравляющего газа. Трудно было представить, что это от
меня шел такой мерзкий дух. Я продолжал листать том энциклопедии
"Британника", лелея надежду, что никто не уловит миазмов, но мои мольбы
оказались напрасны. Старичок, сидевший за столом напротив меня, поднял глаза
от газеты и стал принюхиваться, потом брезгливо глянул на меня. На миг
возникло желание вскочить и обругать его за наглые взгляды, но я понял, что
на это у меня не хватит сил. Не дожидаясь, пока он что-нибудь вякнет, я
встал и с достоинством удалился.
На улице было пасмурно, день слоился сыростью и хмурью, туманом и
беспросветностью. В голове было пусто. Во всем теле чувствовалась слабость,
и меня хватало лишь на то, чтобы не спотыкаться. Неподалеку от Колизеума я
купил себе бутерброд, но он что-то не лез мне в горло. Пришлось завернуть
надкушенный бутерброд и засунуть его в рюкзак на потом. Я почувствовал, что
заболело горло, потом меня бросило в жар. Перейдя площадь Колумба, я
вернулся в парк и стал прикидывать, где бы лечь. До этого я никогда не спал
здесь днем, и все места, где я ночевал, показались вдруг без покрова темноты
ненадежными и опасными.
Я еле плелся в надежде найти что-нибудь до того, как свалюсь.
Температура, видимо, быстро росла, меня лихорадило, и все больше участков
мозга словно поглощались прострацией. В парке почти никого не было. Не успел
я задуматься почему, как снова заморосило. Если бы не болело так сильно
горло, я бы рассмеялся. Тут у меня началась ужасная рвота. Ошметки овощного
супа и бутерброда брызгами летели во все стороны. Я обхватил колени,
уставился в землю и ждал, когда пройдут спазмы. Вот что значит одиночество,
подумал я. Так бывает, когда у тебя никого нет. Мне уже все было все равно,
и эти слова я произнес про себя абсолютно жестко и беспристрастно. Спустя
две-три минуты мне уже казалось, что выворачивало меня давным-давно, может,
месяц назад. Я все шагал и шагал, продолжая поиски. Если бы мне тогда
кто-нибудь подвернулся, я бы, наверное, попросил его отвезти меня в
больницу. Но никто не подвернулся. Не знаю, сколько я бродил, но наконец
нашел каменистый участок, загороженный со всех сторон деревьями и высоким
подлеском. Между камнями отыскалась пещера, и, не раздумывая более, я залез
туда, затащил к себе сухие ветви, чтобы закрыть вход, и тотчас же заснул.
Не знаю, сколько времени я там пролежал. Вероятно, дня два-три, но
теперь это уже вряд ли имеет какое-то значение. Когда Циммер и Китти
спрашивали меня, я сказал - три, но только потому, что число три часто
используется в литературе: например, столько же дней пророк Иона провел во
чреве кита. Почти все время я был без сознания, но даже когда приходил в
себя, мне было так плохо, что я не осознавал, где нахожусь. Что я помню, так
это долгие приступы тошноты, жуткие минуты, когда меня беспрерывно трясло и
я слышал только стук собственных зубов. Температура, видимо, была у меня
высокая, она порождала безумные видения, бесконечно сменявшие друг друга;
они словно бы испарялись одно за другим прямо с моей пышущей жаром кожи. Все
мелькавшие передо мной образы были туманны. Хотя однажды, помню, перед
глазами всплыла вывеска "Храм Луны": она виделась четче и реальнее, чем из