"Пол Остер. Храм Луны" - читать интересную книгу автора

получаешь всевозможную информацию: пол, приблизительный возраст,
общественное положение, место рождения, даже цвет кожи. Если ты зрячий,
тебе, естественно, хочется открыть глаза и посмотреть, насколько близок
мысленный образ к действительному. Чаще образы во многом совпадают, но
случаются и грубейшие ошибки, когда ты допускаешь чудовищные ляпы:
преподавателей высшей школы по разговору принимаешь за грузчиков, пожилых
женщин - за маленьких девочек, белых - за чернокожих. В поезде, мчавшемся
сквозь темноту, я не мог отделаться от этих мыслей. Я не разрешал себе
открывать глаза и уже почувствовал непреодолимое и все усиливающееся желание
хоть на минутку взглянуть на мир. И вдруг понял: я думаю о том, что значит
быть незрячим, - а это как раз то, чего добивался Эффинг. Я несколько минут
обкатывал эту мысль. Потом меня внезапно охватил страх - ведь я перестал
следить, сколько остановок уже позади. Если бы я не услышал, как одна
женщина спросила кого-то, не следующая ли Грэнд Арми Плаза, то так бы и
проехал до конца Бруклина.
Было зимнее утро буднего дня, и музей был практически пуст. Заплатив за
вход, я молча показал лифтеру пять пальцев, и он отвез меня наверх. Залы
американской живописи располагались на пятом этаже. Кроме меня и сонного
охранника в первом зале на всем этаже не было ни души. Безлюдие меня
порадовало: оно словно бы усиливало значительность моего предприятия. Я
прошел несколько пустынных залов, прежде чем нашел картину Блейклока, при
этом я усердно следовал всем рекомендациям Эффинга и старался не смотреть на
другие работы. Мне бросились в глаза лишь несколько цветовых всплесков да
таблички с именами авторов: Черч, Бирштадт, Райдер, - но я поборол в себе
соблазн разглядеть их как следует. Когда я дошел до "Лунного света", цели
моего странного и весьма непростого путешествия, то в первый, самый первый
миг испытал острое разочарование. Не знаю, чего я на самом деле ожидал, -
видимо, чего-нибудь грандиозного, яркого и броского, произведения
сверхъестественной красоты, - но уж никак не тусклой маленькой картины.
Размером она была всего примерно двадцать смесь на тридцать два дюйма, и с
первого взгляда казалось чуть ли не лишенной цвета: темно-коричневый,
темно-зеленый, крошечная красная точка в одном углу. Без сомнения, полотно
было выполнено хорошо, но в нем не было ни капли того явного драматизма,
который, как мне представлялось, мог бы привлечь Эффинга. Возможно, я был
разочарован не столько самой картиной, сколько тем, что не смог "раскусить"
своего ментора. Чем этот глубоко созерцательный пейзаж, выражавший
внутреннее умиротворение и покой, мог произвести впечатление на моего
полоумного работодателя?
Я постарался забыть про Эффинга, отступил шага на два и принялся
изучать картину как бы сам для себя. Совершенно круглая луна стояла в самом
центре полотна, в математически точном центре - так мне показалось; этот
блекло-белый диск освещал все, что было над ним и под ним: небо, озеро,
большое дерево с раскидистой кроной и невысокие горы на горизонте. На
переднем плане были изображены два участка земли, бегущий между ними ручей.
На левом берегу виднелся индейский вигвам и костер; вокруг костра вроде бы
сидели несколько человек, но разглядеть эти пять или шесть фигур было
трудно: скорее это были намеки на их очертания, подсвеченные красноватым
отблеском огня; справа от большого дерева, стоящего отдельно от других,
виднелась одинокая тень всадника, смотревшего поверх озера. Поза его
выражала спокойствие и самоуглубление. Дерево было раз в пятнадцать-двадцать