"Пол Остер. Храм Луны" - читать интересную книгу автора

еще совсем мальчишка. Когда глаза Теслы прошли сквозь меня, я испытал первое
дыхание смерти. Да, так, наверное, точнее. Ощутил нутром, что я смертен, и в
то мгновение понял, что моя жизнь не вечна. Такое понимаешь не сразу, а
когда поймешь, все в тебе переворачивается и ты меняешься навсегда. Мне было
семнадцать, и вот в одно мгновение, окончательно и бесповоротно я понял: моя
жизнь - это моя собственность, она моя и ничья больше.
Это я о свободе, Фогг. Чувство, когда отчаяние становится таким
невыносимым, таким сокрушающим, таким мучительным, - и ты вдруг начинаешь
понимать, как оно же тебя и освобождает. Только так, иначе ты просто
подохнешь. Тесла заставил меня задуматься о смерти, и с того момента я
понял, что обязательно стану художником. Я уже давно хотел этого, но до
встречи с Теслой не мог себе в этом признаться. Мой отец истово служил
золотому тельцу, был чудовищный магнат и считал меня с моими мечтами никому
не нужной тряпкой. Но я не сдался и стал художником, а через несколько лет
мой старик сыграл в ящик у себя в конторе на Уолл-Стрит. Мне тогда
исполнилось двадцать два, а может, двадцать три года, и я загреб в
наследство все его деньги, все до единого цента. Ха! Так я превратился в
самого богатого при жизни художника, таких больше не было никогда.
Художник-миллионер. Только подумай, Фогг! Мне было столько же, сколько тебе
сейчас, и я мог позволить себе все - любую сумасшедшую прихоть.
А Теслу я видел еще раз, но только позже, гораздо позже. Уже после
того, как я исчез, почти что умер, уехал из Америки и снова вернулся сюда.
Тысяча девятьсот тридцать девятый, тысяча девятьсот сороковой... Мы с Павлом
Шумом уехали из Франции как раз перед тем, как туда вошли немцы, -
собрались, упаковались и были таковы. Нам больше некуда было податься -
американскому калеке и русскому поэту, а оставаться там не имело смысла. Мы
поначалу хотели отправиться в Аргентину, но потом я подумал: чем черт не
шутит, может, поездка в Нью-Йорк придаст мне новых сил? Ведь прошло уже
двадцать лет, как я там не был. Как только мы прибыли, открылась Всемирная
ярмарка, новый гимн прогрессу, но теперь она меня не потрясла - я ведь уже
повидал Европу. Здесь все было туфтой. Еще чуть-чуть, и от того прогресса мы
бы взлетели на воздух, любому ослу это было ясно. Тебе не мешало бы
познакомиться как-нибудь с братом миссис Юм, Чарли Бэконом. Во время войны
он был пилотом бомбардировщика. Его под конец заманили в Юту и готовили в
той группе, которая сбросила потом атомные бомбы на Японию. Он с ума сошел,
когда выяснил, что ему предстоит сделать. Бедняга, как не пожалеть таких? А
ты наматывай на ус, какой у нас прогресс - с каждым месяцем мышеловка
усовершенствуется. Не успеешь оглянуться, как всех нас, как мышей, перебьют
в одно мгновение.
Итак, я снова был в Нью-Йорке, и мы с Павлом стали совершать прогулки
по городу. Вот как мы с тобой сейчас: он катил кресло, мы смотрели на то,
что было перед нами, - но гуляли гораздо дольше, целыми днями. Павел видел
Нью-Йорк в первый раз, и я рассказывал ему о нем, пытался заново свыкнуться
с городом юности. Как-то летом тридцать девятого мы зашли в Национальную
библиотеку, что на перекрестке Сорок второй улицы и Пятой авеню, потом
остановились передохнуть в Брайант-парке. Вот там-то я и увидел Теслу снова.
Павел сидит рядом со мной на скамейке, а всего в десяти-двенадцати шагах от
нас этот старичок кормит голубей. Он стоит, а птицы летают вокруг него,
садятся ему на плечи и голову - дюжины воркующих голубей, - гадят прямо ему
на одежду и клюют крошки с его ладоней, а старик еще и болтает с ними,