"Александр Николаевич Островский. Трудовой хлеб " - читать интересную книгу автора

Евгения. Ну, что ж из этого?
Корпелов. Я у него денег попросил, он тоже не заспорил; а хотел часы
заложить да заплатить за нас хозяину за квартиру. Ergo,[4] он не спорщик.
Евгения. Может быть, он хороший и добрый человек, только я его не люблю
и видеть не могу. (Взглянув в окно.) Хозяин идет. Как чай, так и он тут, и
всегда за себя нам гривенник заплатит. Он в кого-нибудь влюблен, либо в
меня, либо в Наташу.
Входит Грунцов.
Грунцов. Domine, к тебе хозяин. (Евгении.) Позвольте к вам в комнату
войти, барышня, поспорить о чем-нибудь.
Евгения. Войдите, пожалуй; только спорить с вами я ни за что не буду;
говорите что хотите, а я буду молчать.
Грунцов. Предмет спора: есть у женщин ум или нет?
Евгения. Ну, уж извините! Разумеется, есть.
Грунцов. А я утверждаю, что нет. У них только каприз, и его-то они за
ум и считают.
Евгения и Грунцов уходят. Входит Чепурин.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Корпелов, Чепурин.
Чепурин (кланяясь). Асафу Наумычу... почтение-с. (Подает руку.)
Корпелов. За деньгами? о тиран души моей!
Чепурин. Больше по знакомству-с, а уж кстати и за деньгами, потому
срок-с.
Корпелов(нагибаясь). Ты зри главу мою, лишенную волос.
Чепурин. Вижу-с. От ума, говорят, это приключается, у кого ежели
лишнего много.
Корпелов. Не трогает тебя?
Чепурин. Не редкость какая! Бывают и еще пространнее.
Корпелов. Ну, хочешь, я тебе вместо денег песенку спою и на гитаре
сыграю?
Чепурин. Уж очень дорого мне ваша музыка обойдется-с, не по капиталу.
Корпелов. Ну, хочешь, латинскую или французскую книжку тебе почитаю?
Чепурин. Интересно бы послушать, да только у меня к этим языкам как-то
понятливости нет-с.
Корпелов. Ну, нечего с тобой делать, надо отдать.
Чепурин. Пожалуйте-с.
Корпелов. Постой! Я говорю, что надо отдать, а не говорю, что отдам
сейчас. Денег ни одного абаза нет. Приходи завтра.
Чепурин. Я только удивляюсь на вас: как это вы, при всей вашей
учености, всякие вы языки знаете, и никакого себе профиту не имеете.
Корпелов. А оттого я профиту не имею, что от самой юности паче всего
возлюбил шатание. Как кончил курс, так и пошел бродить по лицу земному: где
у товарищей погостишь, где на дешевеньком учительском месте поживешь. Юношей
в гимназии да в университеты готовил рубликов за шестьдесят в год, да из них
еще бедной сестренке уделял. В Тамбове год, в Ростове полгода, в Кашине три
месяца, а в Ветлугу на недельку погостить хаживал; и прожил я так лет
семнадцать, как един день. Товарищи мои до генеральства дослужились, а я
выучился только на гитаре играть. С какой котомкой вышел из Москвы, с такой