"Владислав Отрошенко. Наряд Мнемозины " - читать интересную книгу автора

задушив ее большим и указательным пальцами.
Пил ли штурвальный это вино, или выплеснул его в костер (или в лицо
кавалеру?), - этого я не могу припомнить, мой ангел. И Мнемозина мне
отвечает уклончиво: "Пустяки, пустяки, - говорит она торопливо, - может
быть, пил, тебе что за дело!" И, не желая больше прибавить ни слова,
рассказывает мне с чрезмерным и явно фальшивым восторгом о том, как Уриил
смотрел на алые искры, летевшие от костра, на звезды, на светлячков,
носившихся над мысом, как он восхищался их несомненным сходством и нарочно
щурил глаза, чтоб невозможно было уже разобрать, где светляки, где звезды,
где искры... где пурпурные капли вина на усах Демиурга... Все соединилось в
одну сияющую картину, и светляки казались менее подвижными, чем звезды, а
звезды - такими же летучими, как искры. Уриилу хотелось составить из этих
точечек какое-нибудь диковинное созвездие, какой-нибудь невиданный узор, но
точечки не подчинялись его воле, они разлетались в разные стороны, и лишь
один раз, ненадолго, они поднялись все разом в небо и там застыли, и Уриил
увидел огромную, сверкавшую багровыми огнями бабочку штурвального - луна
изображала жемчужину в этом мгновенном созвездии... Штурвальный допил
горячее вино, поставил пиалку на стол. Вино его согрело, щеки стали
розовыми, чересчур розовыми, и блестели, точно они покрылись лаком. Лицо
Демиурга приветливо улыбалось - оно показалось Уриилу необычайно
праздничным, как пластмассовое личико Деда Мороза, на нем даже появились
серебряные искорки. Кавалер успел еще налить вина Аделаиде Ивановне, прежде
чем на отроге, на верхней его террасе, загремели литавры и взвыли трубы.
- Представление начинается! - донесся бас дрессировщика.
Уриил оглянулся и увидел подсвеченный прожекторами, расписной шатер,
возвышавшийся на отроге.
- А вот и цирк наладили! - радостно воскликнул кавалер. - Пойдемте
смотреть.
- Я не хочу, - возразил штурвальный. - Мы с Аделаидой Ивановной
искупаемся, а ты, Арнольдик, сходи посмотри и возьми с собой Уриила.
- Как знаете, Демиург Александрович. Пойдем, дружочек. - Кавалер
схватил мальчика за руку, и они поднялись к шатру.
У входа стояла дворничиха. Ее панцирь был покрашен серебрянкой,
алебарда увита цветами. Завидев зрителей, она (дрессировщик, видимо, ее
научил) поклонилась и отодвинула брезентовый полог. Арена была наполовину
закрыта фиолетовым бархатным занавесом с пришитыми к нему тряпичными
звездочками, другая ее часть была украшена какими-то странными декорациями:
она была посыпана мелкими камешками, кое-где торчали проволочные кустики с
картонными листочками и деревца с кривыми стволами и ветками, обмотанными
гофрированной бумагой, повсюду возвышались ребристые валуны, покрашенные
черной и серой краской и сделанные, по-видимому, из папье-маше: к некоторым
из них были приклеены плюшевые зеленые лоскуточки, изображавшие мох; в
воздухе болтались, подвешенные на ниточках, стеклянные жучки, они вспыхивали
наподобие светлячков, но только значительно ярче; чуть пониже светляков
висели (тоже на ниточках) алые угольки, состряпанные из фольги и
подсвеченные изнутри электрическими лампочками; возле занавеса стояли
какие-то громоздкие приспособления в виде пушек и мельниц.
- Подожди меня здесь, - сказал кавалер и, посадив Уриила на стул
посреди декораций, исчез за занавесом. В цирке не было слышно ни единого
звука, весь шатер был наполнен мягкой завораживающей тишиной. Два небольших