"Амос Оз. Рифмы жизни и смерти" - читать интересную книгу авторадвумя-тремя штрихами, которые можно позаимствовать у литературоведа (он в
данную минуту добрался до раскрытия "парадокса смены точек наблюдения и обзора в литературном произведении"): у него можно будет одолжить, к примеру, бен-гурионовский амфитеатр седины, обрамляющий веснушчатую лысину, а также жужжащую задиристость, благодаря которой в его присутствии создается ощущение потревоженного улья. Можно даже воспользоваться его манерой говорить, его тоном всегдашнего победителя, словно именно в эту минуту ему предъявили серьезнейшее обвинение, однако он, не поведя и бровью, мгновенно оглушил обвинителей вполне вежливым, но полным полемического огня победительным ответом и даже завершил его учтивейшим ядовитым уколом. Писатель склоняется к тому, чтобы вынести этому литературоведу следующий приговор: двадцать лет вдовства, плюс к тому его единственная дочь Айя, будто назло отцу, обратилась к религии и вышла замуж за поселенца из Алон-Море на так называемых Территориях. Этому лектору вполне подойдет имя Якир Бар-Ориан (Житомирский). Много чего еще успеет натворить писатель, пока докладчик Бар-Ориан, набирая силу, приближается к пику своего выступления, а именно - к представлению рассматриваемого произведения как ловушки, как герметически закрытой зеркальной комнаты - без окон и дверей. И вот как раз на этом месте в одном из дальних углов зала вновь раздается этакий глуховатый сдавленный смешок, полный отчаяния и презрения. И задетый этим писатель начинает беспокоиться, утрачивает нить своих злобных фантазий. И внезапно ему очень захотелось закурить. А что же поэт Цфания Бейт-Халахми, автор книги "Рифмы жизни и смерти", из которой цитировал культработник в своей вступительной речи две строчки: отметить неоднозначность названия этой книги, поскольку на иврите "рифмы" и "бусы" обозначаются одним и тем же словом "харузим": таким образом, эпизоды жизни и смерти то ли рифмуются друг с другом, то ли просто нанизываются на одну невидимую нить.) Жив ли он еще, этот поэт? Уже много лет минуло с тех пор, как рифмы его исчезли, перестали появляться на страницах журналов и литературных приложений крупных газет. Память о нем изгладилась из сердец людских, кроме, пожалуй, некоторых обитателей домов престарелых. И в самом деле, когда-то в детстве писатель, бывало, с жаром цитировал его рифмованные строки на каждой церемонии, на каждом празднике или общественном мероприятии: Каждого создал Отец Небесный По образу своему, Каждый человек - целый мир чудесный! И сердце дано ему! (Стихи эти были даже положены на музыку и исполнялись в этаком меланхолически-русском стиле: целое поколение молодых сентиментальных людей, и писатель в том числе, распевали их голосами исполненными тоски, распевали у костров, на лужайках в кибуцах. Но сегодня, скорее всего, и слова, и музыка позабыты. Так же, как и их честный наивный автор.) Когда снисходил на Бейт-Халахми дух озорства, он, бывало, рифмовал примерно так: "Конь овсом питается, ни в чем не сомневается". Или: "Кровь, огонь и дым в небесах, дурак-пустомеля погряз в словесах". А когда писателю |
|
|