"Амос Оз. Рифмы жизни и смерти" - читать интересную книгу автора

омрачающие радость созидания в молодом государстве. Юное поколение уроженцев
страны, мужественных, крепких, загорелых, представало в рифмованных строках
Цфании Бейт-Халахми как поколение людей, которые лишь с виду суровы. На
самом деле, полагал поэт, это люди не только преданные делу и
высокоморальные, но и глубоко чувствующие, с тонкой и нежной душой.
Враги Израиля во всех поколениях: поляки, украинцы, немцы, арабы,
британцы, христианские священники, землевладельцы-эфенди, большевики,
нацисты, толпы антисемитов, кишащих по всему белому свету, - все они
обрисованы в "Рифмах жизни и смерти" как бессердечные преступники, у которых
ничего нет за душой, кроме мутной вражды, злых замыслов и дел, а также
злорадства, когда эти замыслы и дела им удаются. Что же до наших "домашних"
вредителей, всякого рода отступников от общего дела, или коммунистов, или
тех, кто не признавал Всеобщей конфедерации трудящихся - Гистадрута - либо
имел неправильный взгляд на то, каким должно быть создаваемое государство, -
все они были описаны Цфанией Бейт-Халахми как узколобые, тупоголовые,
мелочные, криводушные людишки. Особенно ненавидел поэт богему, копирующую
обычаи и нравы Парижа и Голливуда, истинный ужас вызывали в нем разные
циничные интеллигенты, лишенные корней и способные лишь постоянно умничать,
язвить и насмешничать, - они и их модернистская мазня, которая на деле не
более чем знаменитое платье голого короля.
А вот кто удостоился согретых улыбкой и отеческой приязнью строк
Бейт-Халахми, так это выходцы из Йемена, земледельцы, маленькие дети и
животные. Он превозносил до небес их чистую наивность и простодушие.
Но время от времени пробегала по рифмованным строчкам Цфании некая
тень, отнюдь не политического или идейного характера. Тень тайны и печали,
никак не связанная с его классовым сознанием и национальным воодушевлением:

Есть мудрец, у которого нет ума,
Есть глупец, что живет, целый мир любя.
Есть веселье, в конце его - плач и тьма...
Но нет никого, кто познал бы себя.

Иногда, случалось, писал он также афористически короткие стихи,
посвященные тем, кто ушел из мира сего и оказался всеми забытым: разве что
изредка дети и внуки вдруг вспомнят о нем, но и это воспоминание не более
чем промелькнувшая тень, ибо со смертью последнего помнящего его человек
умирает заново, умирает последней смертью, словно никогда и не было его на
свете...
Однажды, как припомнилось сейчас писателю, опубликовал Цфания
Бейт-Халахми целую колонку под заголовком "Уничтожение квасного" (так
называется предпасхальный обряд, когда по законам иудаизма все квасное
должно быть удалено из дома и сожжено). На этот раз его рифмованные строки
говорили о свойстве всех вещей со временем ветшать и обесцвечиваться, будь
то предметы или любовь, одежда или идеалы, дома или чувства. Все со временем
ветшает, все изнашивается, становится тряпьем, лохмотьями, рассыпается,
превращаясь в пыль и прах.
Довольно часто в стихах Бейт-Халахми встречается слово "одиночество", а
один или два раза использовал он редко встречающееся слово "бобыль".
Тогда, в тридцатые, сороковые и, пожалуй, даже в начале пятидесятых,
поэт Цфания Бейт-Халахми довольно часто выступал в пятничные вечера перед