"Амос Оз. Рифмы жизни и смерти" - читать интересную книгу автора

окон, то ли несметного количества посуды. Это работал телевизор.
Уже почти полночь.
А ты? Что, позволь спросить, ты ищешь здесь в такое время? Не свихнулся
ли ты слегка?
Именно в этот момент, заслышав автоматную очередь, рвущуюся из квартиры
Янива Шлосберга на втором этаже, писатель решил, что лучше бы ему поскорее
убраться отсюда. Ноги сами доведут его до кафе, где он сидел перед своим
литературным вечером, несколько часов назад, доведут до кафе официантки
Рики, у которой сквозь юбку проступают очертания трусиков.
Вдруг оно случайно еще открыто? И она, быть может, сидит там совсем
одна за угловым столиком, допивает последнюю чашку горячего шоколада перед
закрытием. Затем она исчезнет в туалете, чтобы сменить юбку на джинсы, а
туфли на низком каблуке - на легкие и удобные босоножки. И когда она выйдет,
можно будет, скажем, вызваться проводить ее домой, чтобы защитить от всяких
ночных типов, пристающих на пустынных улицах к привлекательным женщинам
вроде нее.
Или, возможно, писатель вовсе не намерен убраться со второго этажа, на
который он уже поднялся, а, напротив, упрямо одолеет еще два этажа и
подойдет к самой двери Рохеле Резник. Там постоит он в нерешительности
несколько секунд, свет на лестнице погаснет, вновь будет зажжен кем-то на
другом этаже и погаснет опять. Писатель прижмет ухо к двери: спит она или
нет? Возможно, сквозь крылья занавесок пробивался свет ночника, который
горит всегда, пока она спит? Она и ее кот? Или как раз сейчас лежит рядом с
нею молодой крепкий муж? И ты нахлебаешься здесь стыда и унижения под
завязку? И вообще, кем ты, позволь спросить, себя возомнил? Неужели тем, кто
готов осуществить ночные желания женщины, одинокой, еще довольно молодой,
милой, симпатичной, но лишенной сексуальной привлекательности? А может, ты
нынче выбран на роль насильника, орудующего в подъездах, насильника, за
которым вот уже более полутора лет охотятся в этом квартале? Или ты просто
охвачен лихорадкой, совершенно сбит с толку, вроде юноши-поэта Юваля Дахана?
И подобно ему, ты тоже выходишь посреди ночи, чтобы на темной лестничной
площадке найти идею рассказа, которая все ускользает и никак не дается тебе
в руки?

Есть мудрец, у которого нет ума,
Есть глупец, что живет, целый мир любя.
Есть веселье, в конце его - плач и тьма...
Но дано ли кому-то познать себя?

Сейчас черт дернет охваченного лихорадкой писателя попробовать бесшумно
открыть дверь. Заперта, разумеется.
А она, твоя застенчивая чтица?
Наверняка она давно уже спит, оставив гореть ночник, который и притянул
с улицы сбитого с толку мотылька вроде тебя.
Однако можно еще и так: в то время как писатель бесшумно поворачивает
ручку двери, изнутри слышится какой-то шорох. Он мигом приходит в себя и
пускается в бегство, опасаясь зажечь свет на лестнице, перепрыгивая через
две ступеньки, едва не поскользнувшись на повороте, жестоко ударившись о
дверцу шкафа, чудом висящую на искривленной оси. Дверца тут же срывается и с
диким грохотом обрушивается на перила. Немедленно распахивается одна из