"Амос Оз. Рифмы жизни и смерти" - читать интересную книгу автора

знаете? И сейчас вы тоже не знаете? Также и сейчас вы не знаете? Нет, вы
даже сейчас не знаете? Вычеркните, будьте любезны, лишнее...
Вместо вычеркивания губы ее щекочут шею писателя, касаясь и не касаясь
его кожи, и лишь тогда он наконец понимает, что его просят: "Да замолчи
же!", и он прекращает свою игру в слова. Его несколько смущает жесткая
щетина на щеках, которая наверняка отросла со времени утреннего бритья и
сейчас колет ее кожу. Но так уж получается, что прикосновение этой колючей
щетины разжигает в ней нечто, заставляя пальцами взъерошить его волосы на
затылке, и на сей раз - не с нежностью, а с какой-то неожиданной силой.
Считая, что с его стороны должно последовать воздаяние, он повернул ее
спиной к себе, прикоснулся губами к ее затылку, сдвинув в сторону поток ее
волос, и начал кончиком языка трогать то там, то здесь тонкий пушок на ее
затылке, отчего этот пушок встал дыбом и легкие волны дрожи побежали к
самому низу спины. Затем он повернул ее к себе лицом, и губы его предложили
ее губам осторожный, как бы пробный поцелуй, но поцелуй этот сразу же обрел
иную глубину, запечатав ее губы, а затем, словно вновь и вновь утоляя жажду,
он пил и пил эти поцелуи. Он всасывал в себя весь спектр ее запахов, среди
которых, ему казалось, различал тонкий, едва уловимый аромат ее зубного
эликсира, смешанный с запахами лимонного йогурта и хлеба. Смесь эта была ему
необычайно сладка, приковывала все его чувства сильнее, чем все благовония
мира. На мгновение промелькнули и тут же исчезли опасения по поводу запаха
его собственного тела и его дыхания, он пожалел, что не попросил у нее
разрешения прежде принять ванну, но как можно было... А теперь уже слишком
поздно обращаться к ней с просьбами, ибо она начала прижиматься к нему и
искать губами его грудь, правда, смущаясь, но пылкость ее была сильнее
стыдливости, будто ее собственное тело теснило ее, настойчиво требуя: "Не
смей мешать мне сейчас!"
Он, со своей стороны, несколько опасался, что теперь, когда желание
заставляет ее так тесно прижиматься к нему, она может отшатнуться и даже
впасть в панику, внезапно ощутив через одежду твердость его члена. Но,
почувствовав это, она не только не обиделась, не отшатнулась, напротив,
словно все ее сны в ночи полного одиночества подготовили ее наилучшим
образом, она обняла его, плотно прижалась к нему и обеими ладонями стала
отправлять в плавание по всей поверхности его спины нежные кораблики ласки и
желания. От кончиков ее пальцев быстро, один за другим, побежали по его коже
языки морских волн с гребешками пены на каждой волне.
И поскольку оба они, обнявшись, все еще стояли у стола, перед ее
односпальной, уже расстеленной для сна постелью, совсем нетрудно было им,
как бы невзначай, не испытывая неловкости, прилечь, не размыкая объятий, на
бок (кровать была узкая). В это мгновение между ними произошло нечто, чего
нельзя выразить словами, некое простое движение, предназначенное лишь для
того, чтобы им было удобнее, движение, которое оба они совершили с
абсолютной синхронностью, словно пара профессиональных танцоров, за плечами
которых сотни репетиций. И случилось так, что это совместное движение,
великолепное, совершенное до такой степени, что в это невозможно поверить,
ужасно рассмешило обоих, оно смело с дороги всякие остатки неловкости или
напряженности и вместе с тем обострило эмоции. Поскольку кровать была
односпальной, им приходилось лежать на боку, обнявшись и тесно прижимаясь
друг к другу. И при этом интуитивно согласовывать любое движение - как в
парном танце. И впрямь, кроме одного толчка локтем в плечо, это был