"Амос Оз. Рифмы жизни и смерти" - читать интересную книгу автора

- Вы правы на все сто процентов, и Боже меня упаси вам перечить, но...
Согласитесь, что жить лишь для того, чтобы есть и пить, это не то, что
достойно человека... Ведь в любом случае человеку необходима некая степень
духовности, или, как это утверждается у нас в иудаизме, ему необходима
"дополнительная душа"?..
- Ты, - замечает важный господин холодно, с некоторой даже
брезгливостью, - вечно сотрясаешь своими словесами воздух. Да что там
воздух... Ты просто витаешь в облаках. Ты сможешь лучше объяснить свою
мысль, если вместо всяких словес приведешь, к примеру, случай из жизни.
- Отчего же, можно, почему бы нет? Возьмем, к примеру, Хазама из
компании "Исратекс". Овадию Хазама, вы ведь помните его, того, кто два года
тому назад сорвал полмиллиона в лото, а после этого развелся, загулял,
сменил квартиру, во что только ни вкладывал деньги, ссужал их всем, кто
только просил, не требуя гарантий, вступил в нашу партию и захотел, чтобы
его избрали главой местной ячейки, жил как король... А в конце концов его
свалил рак печени, и он оказался в больнице "Ихилов" в критическом
состоянии...
Господин Леон, скривив рот, роняет скучающе:
- Точно. Овадия Хазам. Я был на свадьбе его сына. Случайно получилось
так, что я лично довольно хорошо знаю, чтоМГ произошло с Овадией Хазамом. Он
сорил деньгами без счета, и на благие дела, и на развлечения. Весь день
крутился по городу на голубом "бьюике" с блондинками из России и постоянно
искал инвесторов, предпринимателей, деловых партнеров, гарантов, источники
финансирования. Бедняга. Но что с того? В нашем случае его следует оставить
в стороне: он вовсе не подходящий пример. Рак, голубчик, появляется не от
дурных привычек. Рак - сегодня ученые уже точно это установили - появляется
от грязи или от нервов.
Писатель оставляет на тарелке почти половину яичницы. Отпивает два-три
глотка кофе и ощущает привкус пригоревшего лука и прогорклого масла. Бросает
взгляд на свои ручные часы. Расплачивается с Рики, улыбаясь, благодарит ее
за сдачу, которую затем оставляет ей в качестве чаевых, припрятав под
блюдцем с чашкой кофе. На этот раз он не решается впиться в нее глазами, но
тем не менее, когда она отходит от него, окидывает ее прощальным изучающим
взглядом, спускаясь по спине к бедрам: линия трусиков, проступающая сквозь
ткань юбки, слева чуть выше, чем справа. Он с трудом отводит глаза. Наконец
он поднимается с места, шагает к выходу, но, раздумав, спускается на две
ступеньки в туалет. Там нет окон. Перегоревшая лампочка, облупившаяся
штукатурка, вонь застарелой мочи в темноте напоминают ему, что, по сути, он
не готов к встрече, к ответам на вопросы собравшихся читателей.
Поднимаясь по ступенькам из туалета, он видит, что господин Леон и
Шломо Хуги придвинулись поближе друг к другу и теперь, плечо к плечу,
склонились над какой-то тетрадью или блокнотом. Напористый господин медленно
продвигает толстый большой палец вдоль строчек и говорит при этом, то
повышая голос, то понижая его до шепота, отрицательно качает головой, справа
налево, снова и снова, словно раз и навсегда хочет покончить с какими-то
сомнениями: самым решительным образом, ни в коем случае, и думать об этом
нечего. А его послушный сотоварищ вновь и вновь утвердительно кивает
головой.
Выйдя на улицу, писатель вновь зажигает сигарету. Девять часов двадцать
минут. Вечер выдался жаркий, липкий, над улицами и дворами нависает