"Амос Оз. Рифмы жизни и смерти" - читать интересную книгу автора

- Смотрите, я ведь не настаиваю... Может, и в самом деле этот врач убил
всех, одного за другим, а не негр. Я обычно подозреваю того, кто выглядит
невиновным. Все выяснится очень скоро. Все, что я сказал, было моим личным
предположением, не более того.
Спустя еще несколько мгновений Хути, окончательно сдаваясь, добавляет:
- Обратите внимание, у нас в иудаизме, если не ошибаюсь, в
талмудическом трактате "Таанит", сказано: "Господь запоминает тех, кто много
убивает". Раввин Джанах так поясняет это: Господь действительно призрел на
Авеля и на дар его, но, по сути, предпочел как раз Каина. Доказательство
тому: Авель умер молодым, еще до того, как успел жениться, вот и выходит,
что все мы, весь род человеческий, включая и нас самих, то есть еврейский
народ, все мы вышли из семени Каина, а не из семени Авеля. Разумеется,
никого я не хотел обидеть, не приведи Господь.
Господин Леон обдумывает какое-то время сказанное, сгрызает три-четыре
орешка и спрашивает:
- Ну и что? Что ты хотел этим сказать?
И Шломо Хути печально отвечает:
- Кто? Я? Что я знаю? Конечно, есть еще много разъяснений и толкований
в иудаизме, но я лично все еще нахожусь, как говорится, на нижней ступеньке.
В общем-то, я знаю очень мало. Почти ничего. Скажите, разве не жаль, что Он
предпочел Каина? Разве не лучше было бы для нас, если бы Он предпочел Авеля?
Но у Него уж точно была причина. Во Вселенной ничего не бывает без причины.
Ни единой вещи. Ничего. Будь то даже вот эта ночная бабочка. Будь то даже
волос в супе. Что бы то ни было, любая вещь в мире, без исключений,
свидетельствует не только о себе. Свидетельствует о себе и еще о чем-то
ином. Свидетельствует о чем-то чрезвычайно великом и страшном. В иудаизме
это называется "сокрытое". То, что знают только великие праведники, те, кто
"на ступенях святых и чистых".
Господин Леон ухмыляется:
- Да ты, похоже, слегка свихнулся, Хуги. Даже больше, чем "слегка". Те,
кто приобщают тебя к вере, как видно, окончательно задурили тебе голову. То,
что ты разговариваешь не слишком вразумительно, это для меня не новость. Но
в последнее время, с тех пор, как ты попал в лапы тех, кто старается вернуть
тебя к вере, ты не только бестолково выражаешься, но мелешь невесть что.
Какая связь, объясни мне, пожалуйста, между ночной бабочкой и Каином с
Авелем? Между волосом в супе и святыми праведниками? Лучше тебе помолчать,
Хуги. Хватит. Тихо. Не мешай смотреть. Реклама уже кончилась.
Шломо Хуги обдумывает услышанное. И наконец пристыженно и виновато,
почти шепотом, произносит:
- По правде? Я и сам не понимаю. Понимаю все меньше и меньше. Похоже,
самое лучшее для меня - молчать.
Юваль Дахан выходит на веранду. Не зажигая света, он лежит в гамаке
матери и не обращает внимания ни на летучих мышей, носящихся вокруг или
устроившихся в листве фикуса, ни на тонкое жужжание комаров; мысленно он
сочиняет письмо писателю, литературный вечер которого состоялся несколько
часов назад в Доме культуры имени Шуни Шора и погибших в каменоломне.
В своем письме юноша выскажет неприятие той сухой учености, которую
продемонстрировал в своей лекции специалист-литературовед, попытается в
нескольких фразах выразить то богатство чувств, которое рождают в нем
рассказы писателя, объяснит, почему он думает, что именно этот писатель