"Геннадий Падаманс. Веревка" - читать интересную книгу авторарубят мечами, их сестер поганят, их жены гибнут, их матери мрут, их отцы
пьют вино беспробудно. Смерть косит всех, всесущая и неисповедимая. Человекам остается молиться, поститься и уповать. Человеки грешны. И что толку в кривляньях. Ежели душа меняет свой цвет от того, что съел человек - на что человеку такая душа? И Чудак раз сказал им с Дидимом: "Ничто, входящее в человека извне, не может осквернить его, но исходящее". Ему это понравилось, и он тоже сказал тогда правду: "Человеки не любят, но рождают детей. Посему от рождения грешны. Сей есть грех первородный". Чудак сменился в лице, стоял совсем бледный, как в лихоманке; Чудак изрек: "Не суди, да не судим будешь". Чудак завсегда знал стежку к сердцу. Как мог он судить! Он был грешен и сам. Был какой-то дурман, будто хмель - и он оступился. Встретил Ее. Она собирала цветы. Было много цветов, целое море, всяких разных. Дряхлый раб завалился в траву и дремал, а Она шла, нагибалась, срывала; и он сбросил свою котомку, тоже лег и стал наблюдать. Ее не назвали бы красавицей, за каких дерутся мужи, будто волки зимою, но у Нее таилось нечто, для чего в языке человеков не придумано слов. Зыбилось некое чудо, с Ее лица стекала мелодия, волнами: с Ее глаз, с Ее лба, с Ее щек. Словно нимфы витали над Нею с волшебными флейтами. И он понял: вот где есть настоящее. Когда позже Она стала женой и делила с ним ложе - не тогда было настоящее, а в тот первый раз среди безбрежной поляны цветов. Она нагибалась, срывала, музыка лилась, он смотрел и смотрел; наконец их глаза встретились, но Она не испугалась, Она только выпрямилась, пристально взглянула, улыбнулась невинно - и тогда он заметил три огромные очень жалко. И Она тотчас смутилась. Повернулась и побежала. Легко и проворно. А он подобрал котомку и продолжил свой путь. Он думал, что все. Прошли дни, он возвращался обратно - и Она опять собирала цветы. Он хотел пройти мимо, он очень спешил, но их тропки скрестились, их глаза встретились - и словно молния грянула с неба. Ее лицо было чистым, румяным, никаких бородавок, словно нимфа, такая чудесная - но как могли пропасть бородавки, его больше всего поразило, опять поразило. А Она улыбнулась ему, и его уста разомкнулись сами собою, его язык залопотал несуразное, а душа его клокотала. Она стала его женой. А весной умерла. Он покинул Ее на семь дней, у него было дело, столь важное - и Она занедужила и умерла, едва он вернулся. Он осилил три бородавки, но осилить смерть он не смог. И он понял: если есть в этом мире какой-нибудь Бог или Диавол, он Того соучастник. Он решился любить, он дал надежду и семя, но костлявая смерть оказалась сильнее него. Се человек! Сей есть раб. Но любить позволительно господину. Он хотел удавиться уже тогда. Пойти и удавиться. Но как он мог? Его брата проткнули мечом, его жена умерла у него на руках, схоронив в себе его плод, его мать погибла. Он остался один, совершенно один за них всех. И не мог предать, не мог сказать: "Правильно". Он должен был выкрутиться, должен был оправдать. Этот меч потяжеле Дамоклова. Он должен был возлюбить. И он возлюбил. Веревка пахнет рыбой. Его память тоже пахнет рыбой. Этот запах здесь - почему?.. Он не знает, ему больше нет дела, ни до чего. |
|
|