"Марина Палей. Хутор" - читать интересную книгу автора

исключение.
Хуторяне - но не родовой клан. И главное, не фактическая глава этого
клана - обильная телесами, гривой, криком и дуроломством Ванда. Здесь мне
придется сделать дрейф в сторону семейной лютеранской многосерийной драмы.
Именно в этом жанре, причем через призму телевизора - а через какую еще? -
мне видится сейчас вступление к этой истории. Вступление, которое я узнала
из писем Э. Л.
...У старого Олафа было три сына. Средний и младший, женившись, ушли на
соседние хутора, а старший, Андерс, как положено, остался в родовом гнезде,
куда привел себе жену с дальнего хутора. По природе он, к несчастью (в
первую очередь к несчастью для старика отца), оказался подкаблучником. Ванда
же, напротив, сразу проявила себя своевольной, дикой во гневе, необузданной
кобылицей - безнаказанно самодурствующей вдали от своей прямой родни да и
вообще от посторонних глаз как таковых. Муженька, распоясавшись, она
поколачивала - и регулярно рожала от него детей. Младший ее сын,
двухгодовалый Индрек, хорошенький, лобастый, как теленок, и кудрявый, как
ягненочек-херувим, был ровесником ее внука Арво - сына старшей дочери. И все
бы хорошо, но свекор, который, по мнению Ванды, сильно задержался на этом
свете, мало того, что занимал весь нижний этаж - что уж само по себе адскими
угольями жгло ей нутро! - так еще затеял пускать туда русских - оккупантов,
квартирантов, свиней, "дачников"!
Однако за десять лет Ванда все же пообвыкла и стала воспринимать Э. Л.
с ее мужем как некое природно-неизбежное, точнее сказать, сезонное зло.
Летом бывают: комары, мухи, змеи, жара, понос у детей, русские дачники.
Более того: время от времени она приспосабливала Э. Л. с ее мужем
полковником для каких-нибудь несложных работ по хозяйству - сучить какую-то
там пеньку, чего-то там валять, катать, чистить - то есть на самом-то деле,
присмотревшись к дачникам хорошенько, позволила им войти в святая святых,
интимная интимных хуторской семьи: в процесс частного сельскохозяйственного
производства. Думаю, толку от них было немного, но зато произошел
своеобразный обряд сближения - ну вот как волчица вдруг возьмет и оближет
собачьих щенят и примет их в свое логово... (Вариант: овчарка оближет
волчат...) Короче, за бескорыстное трудовое рвение питерцев на ниве
хуторского хозяйства Ванда их "облизала": согласилась продавать им молодой
картофель, молоко, яйца, зелень, ягоды...
Но именно в этой точке времени - именно в этой серии - кинодрама,
казалось бы вошедшая в относительно спокойные берега, получает новый градус
напряженности. Потому что тут возьми и появись я. С учетом двух уже
сработавших на меня предпосылок-везений (Олаф-коллаборационист,
Вася-эстонец) мне повезло в третий раз: наступило такое лето, когда Э. Л.
и ее муж, по семейным обстоятельствам, поехать на хутор не смогли. И вот
тогда Э. Л. порекомендовала старому Олафу меня.
Он и прислал приглашение - мне и моим провожатым. Большой дом на
Литейном, как ни странно, дал положительный ответ, причем, что уж вовсе
баснословно, гораздо быстрей ожидаемого. Оставалось сесть в поезд с
Варшавского вокзала - затем в населенном пункте с будоражеще-заповедным
названием пересесть на автобус - затем в месте, название которого было уже
совсем труднопроизносимым, бухнуться в такси... И вот я, еще ранним утром с
элегической элегантностью прогуливавшаяся по Фонтанке, перед выполненным в
стиле классицизма домом великого российского пиита Гавриилы Державина, - я