"Александр Сергеевич Панарин. Народ без элиты: между отчаянием и надеждой " - читать интересную книгу автора

напряжение и повседневная социально-организаторская ответственность элит по
большому моральному счету могли оцениваться никак не ниже, чем повседневное
усердие масс. Более того: элиты стали выступать в роли инновационных групп,
первыми осваивающими новые возможности эпохи модерна и постепенно делающими
их всеобщим достоянием. Именно таким был цивилизационный механизм модерна,
связанный с воспроизводством на массовом уровне достижений элитарных
творческих групп.
И вот теперь в глобальную эпоху мы столкнулись с элитами,
предпочитающими, во-первых, имитаторскую и плагиаторскую активность,
связанную с внешними заимствованиями, тяготам и рискам собственного
творческого поиска; во-вторых, стремящимися зарезервировать все передовые
достижения исключительно за собой, не чувствуя при этом никаких обязательств
перед собственными нациями. Так появился в мире новый тип
глобалистов-западников.
При этом подвергся существенной реинтерпретации сам эмансипаторский
процесс эпохи модерна: прежде его понимали как раскрепощение инициативной
"фаустовской" личности, требующей не свободы сибаритства, а свободы
напряженной творческой инициативы во всех областях жизни. И вот со временем
какой-то микроб подточил энергию и нравственное здоровье прежнего
"фаустовского типа". Он заново открыл для себя современность: уже не как
поле свободного труда и творческого дерзания, а как десоциализированное
пространство гедонистического индивидуализма, не желающего знать никаких
социальных заданий и обязательств.
Новоевропейский проект эмансипации личности незаметно был подменен
проектом эмансипации инстинкта - главным образом инстинкта удовольствия. В
особенности такая подмена устраивала наших нуворишей приватизации, мнящих
себя новыми элитами. Приобщиться к мировой элите по стандартам творчества
они заведомо не могли, а вот вписаться в нее по
потребительско-гедонистическим стандартам они пожелали всерьез. К этому
толкованию элитарного существования их уже частично приучила советская
система спецраспределителей, и тогда надежно спрятанная от "этого" народа.
Литературная классика описала энтропийный процесс, воплощаемый буржуа в
третьем поколении: внуки первопроходцев рынка демонстрируют куда больше
находчивости в том, как растратить доставшиеся им богатства, чем в том, как
его сохранить и приумножить. М. Горький в романах "Дело Артамоновых" и "Фома
Гордеев", Т. Манн в "Будденброках" все это нам показали. Особенность наших
новых русских, в основном вышедших из старой партийно-комсомольской и
гэбистской номенклатуры, состоит в том, что гедонистическую метаморфозу они
пережили еще в советской утробе в качестве пользователей системы
спецраспределителей. Поэтому в социокультурном отношении они сразу явились
нам в качестве деградировавших буржуа третьего поколения, так и не
приобщившихся в первопоколенческому аскетическо-героическому этосу
первооткрывателей рынка.
Но может быть, на еще более скрытую тайну наших нуворишей указывает
античная политическая классика в лице Платона. В своем "Государстве" он
прямо-таки предусмотрел случай приватизации государственной собственности
профессионалами службы безопасности, открывшими для себя более легкую роль,
чем служилая доля: "А чуть только заведется у них собственная земля, дома,
деньги, как сейчас же из стражей станут они хозяевами и земледельцами; из
союзников остальных граждан сделаются враждебными им владыками; ненавидя