"Александр Сергеевич Панарин. Народ без элиты: между отчаянием и надеждой " - читать интересную книгу автора

И, учитывая безусловную культурную гегемонию этого типа, мы вправе спросить
себя: а как он воспитает другие социальные группы, и в частности
господствующую сегодня предпринимательскую группу?
Что такое современный предприниматель как досуговый (в глубине своей
души) тип?
На этот вопрос отвечает современный опыт, свидетельствующий о
многозначительной метаморфозе так называемого экономического человека. Этот
человек, то есть предприниматель новейшего образца, категорически избегает
таких практик и инициатив, которые ему приписывает веберовская теория,
ссылающаяся на традицию протестантской аскезы. Новые предприниматели
заведомо не возьмутся за дело, сулящее нормальную по классическим эталонам
прибыль в 5-7% годовых и связанную с методическими ежедневными усилиями.
Новый авантюрист досуга, сменивший протестантского методиста, ориентируется
на такие венчурные формы экономической деятельности, которые по
психологическим ощущениям напоминают игру в рулетку и другие азартные игры
досуга, а по ожидаемым результатам сродни экономическому чуду.
Соответствующие поиски привели к воскрешению средневековых и ренессансных
образов ростовщика, менялы, пирата, с одной стороны, получателя феодальных
рент, с другой.
О размахе нового спекулятивного капитализма говорят цифры: ежедневно в
поисках спекулятивной прибыли государственные границы пересекает капитал в
1,5 триллиона долларов. Чудодейственная рентабельность манипуляций с курсами
валют и других игр краткосрочного спекулятивного капитала, в сотни и тысячи
раз превышающая рентабельность законопослушных промышленных инвестиций,
привела к невиданному валютному голоду промышленности и других отраслей
производящей экономики. Буржуа-постмодернист, вкусивший всех прелестей
азартно-игрового существования (по модели богемного досуга), стал носителем
микроба деиндустриализации. Речь идет, повторяю, не об историческом "снятии"
индустриального образа жизни творческо-постиндустриальным, связанным с
наукоемкой экономикой, а об регрессивном обрыве: из модерна - в контрмодерн,
из продуктивной экономики - к спекулятивно-ростовщической.
Ясно, что у представителей этой виртуальной экономики, манипулирующих
мнимыми величинами, но требующими в обмен на это полноценных благ,
добываемых народным трудом, есть веские основания выйти из системы
национального контроля в неконтролируемое глобальное пространство. Вот
почему все представители теневых практик, связанных с паразитарной
экономикой спекуляций и перераспределений, выступают ныне в авангарде
экономического либерализма. Они решительнее всех отстаивают принцип
невмешательства государства в экономическую и социальную жизнь, осуждают
национальные суверенитеты в качестве пережитка "агрессивного
традиционализма" и ратуют за всемирное открытое общество, в котором никто не
берет на себя защиту ни национальных богатств, ни социальных и человеческих
прав туземного населения.
Словом, в отличие от интеллигентских романтиков либеральной идеи, эти
господа пользуются ею вполне профессионально - как средством избавиться от
всякого законного государственного контроля. Они предложили свою версию
информационной экономики, в корне отличную от того ее понимания, которое
было связано с новой ролью человеческого капитала науки и образования.
Отныне под этим понимается не информация, которую фаустовская личность
мобилизовала для открытия и последующего производственного применения новых