"Александр Сергеевич Панарин. Стратегическая нестабильность ХХI века" - читать интересную книгу автора

ценности, которые лежат в основе "американского образа жизни"... помогают
мотивировать поведение, ценимое нами превыше всего и рассматриваемое как
"типично американское", оказываются в числе основных детерминантов того, что
мы осуждаем как "патологическое поведение"".[4]
Иными словами, преступившая личность отличается от законопослушного
потребителя не структурой своих потребностей и мотиваций, а лишь
специфической конформистской нерешительностью. Поведенческие цели у тех и
других одни, разнятся только поведенческие рамки. И если потребительская
личность в условиях достаточно решительного характера, к тому же постоянно
подстегиваемая завышенными по сравнению с реальными возможностями рекламными
стандартами, то и дело выступает в роли милитариста ежедневности - прибегает
к уголовному насилию, то не ясно ли, что между бюргерским сознанием
либерального "золотого века" и современным массово-буржуазным сознанием
лежит пропасть?
Признаюсь, когда я наблюдал человека новой индивидуалистической
формации, наводнившего наши города в 90-х годах, и отмечал
агрессивно-милитаристские черты его облика и поведения, то приписывал это
его происхождению - из распущенных спецслужб, верхи которых получили львиную
долю собственности, а нижним чинам велено было кормиться на свой страх и
риск, причем с гарантиями соответствующей снисходительности стражей
правопорядка.
Сегодня я думаю, что за милитаризмом происхождения скрывается не- что
более глубокое, связанное с основами потребительского человека как сугубо
телесного, языческого человека, с погашенной духовностью.
Потребительское общество реактивирует в массах молодежи черты
языческого типа личности с акцентированной телесностью, а не духовностью.
Несомненно, речь идет об индивидуализме, но особого рода. Это не
индивидуализм ярко выраженной интровертности, погруженной в свой, спрятанный
от других, оберегаемый от внешних вторжений, мир. Такого рода индивидуализм
служил подспорьем классической книжной культуры, европейского романа, поэзии
и музыки. На мой взгляд, дилемма коллективизм-индивидуализм является
современным либерально-пропагандистским упрощением, связанным с задачами
"борьбы с коммунизмом". Во всяком случае, различение видов индивидуализма не
менее существенно. Индивидуализм, означающий состояние личности наедине с
Богом (с высшей ценностной системой), и индивидуализм, означающий состояние
личности наедине с потребительской вещью, ценимой превыше всех общественных
связей, - вот различение, которому пора уделить внимание.
Потребительски интересные вещи ничейными не бывают. И если
специфический язычник позднелиберальной эпохи желает завладеть вещью,
остаться один на один с нею, - а таково его главное вожделение, - ему
предстоит предварительное сведение счетов с теми, кто завладел этой вещью
раньше.
Есть вещи, сознательно производимые на продажу, - с ними все ясно. Но
есть вещи, не произведенные, но сегодня получившие особую потребительскую
ценность: земля, сырье, энергоносители.
Эти вещи имеют хозяев в традиционном, добуржуазном смысле - речь идет о
народах и странах, которым волею исторических судеб досталась территория,
богатая такого рода "вещами".
Ясно, что потребительское сознание Запада, нуждающееся в вовлечении
этих вещей в оборот, не может терпеть и впредь сохраняющегося добуржуазного