"Леонид Панасенко. Поливит (Авт.сб. "Мастерская для Сикейроса")" - читать интересную книгу автора

покажите других... Как они?
Столько мольбы в его голосе, столько унижения, что меня всего
передергивает. Я нажимаю второй клавиш.
На этот раз старик не сразу входит в контакт. Он ловит мою руку и снова
шепчет:
- Еще!
И тогда Славик уменьшает время сеанса, переводит аппарат в
автоматический режим. Это называется "эстафетой" - занятие утомительное,
но интересное; даже чертовщиной отдает. Ты словно в духа превращаешься,
который облетает принадлежащие ему души... Щелк - прошло десять минут.
Теперь наш старик работает в Индии на уборке риса. Управляет звеном
комбайнов или лежит в тени, отдыхает. Щелк! Повар-программист одного из
лучших ресторанов Парижа. Отец семи детей. Наверное, самый добрый человек
в мире! Щелк! Путешественник-яхтсмен. Вместо крови - смесь перца и
горчицы. Щелк!.. И ты все время молод и силен. Щелк! Щелк! Щелк!
Славик сварил кофе. По своему рецепту - с солью. Мы прихлебываем из
неуклюжих керамических чашек, а Оля читает свои стихи из последнего
сборника. Потом замолкает, поворачивает лицо в сторону кресла, где лежит
старик, прислушивается.
Тот неспокоен. То что-то забормочет, то всхлипнет протяжно, будто
жалуясь, то улыбнется. Счастливо-счастливо.


Помнишь, любимая, свое первое счастье? Первый - сеанс, когда ты плакала
от радости, что наконец увидела мир. Ты кружилась по лаборатории,
взмахивала руками - ловила и ни за что не хотела отпускать свою синюю
птицу. Ты расцеловала тогда и меня, и Славика, и даже шлем поливита. Мне
тоже хотелось расцеловать эту удивительную машину, подарившую тебе весь
мир, а мне - тебя.
Контакты у тебя получались неглубокие, чужой мозг не гасил твое
сознание. Кстати, разве я не говорил, что так бывает только с очень
сильными людьми, большой воли? Так вот. Однажды я подключил тебя к
испанскому рыбаку Артуро Васкесу. И ты начала читать чьи-то прекрасные
стихи. О море, о звездах...

Море
смочило песок,
море взбегает на камни,
лижет мои ступни,
как старый
ласковый пес.
Отбегает
и снова накатывает,
дышит,
роняет изо рта пену,
в которой влажно поблескивают
кристаллы звезд
и пузырятся песни матросов,
спящих на дне с женщинами,
чьи тела из кораллов и соли.