"Федор Панферов. Бруски (Книга 3) " - читать интересную книгу автора

складкам на его лице, шее. Казалось, что на него случайно натянули чужую
кожу: она висела на нем так же, как висит отцовская рубашка на пареньке,
Никита припомнил, как, бывало, Евстигней ел воблу. Он, не очищая ее, ел
прямо с головы, со всеми потрохами, и хвалился при этом: "Оттого я и жирен,
воблу вот так жру. Вобла - самая пользительная". А вот теперь он сидит
тощий, грязненький, такой шелудивый, и часто-часто мигает, за что его и
зовут все "Мигунчик". А рядом с ним Плакущев, Маркел Быков, юродивый
монах... И этот тут - Петька Кульков. Ну, хахаль... успел уже прикатить... И
еще сидят какие-то незнакомые Никите.
- Продал? - вопросом встретил его Плакущев.
- Смахнул. Рази такого коня не подцепят? - ответил Никита.
- Сколько?
- Да чего говорить. Стыдно говорить, - Никита махнул рукой и присел на
конец скамейки.
- Сколько? - настойчиво переспросил Плакущев.
- "Сколько?" - злобно передразнил Никита. - Ты, чай, ждешь тыщу.
"Сколько?" Девяносто шесть целковых - вот сколько, - выпалил он и вытер
набежавшую слезу. - Сердце у меня выдернули с рысаком. Берег, берег, а
теперь к козе под хвост. "Продай". Вот те и "продай".
Плакущев долго молчал. По лбу его забегали тени грусти, досады,
жалости.
- Вот и продали, - он так вздохнул, ровно стоял перед гробом любимого
сына. - Ну, черт с ним! - сорвалось у него, и все покосились, зная, что он
никогда не ругался. - Давай деньги.
- Деньги? - Никита завозился. - Вот тридцать целковых задатку...
Расписку давай, лист похвальный. Требует.
Плакущев искоса, недоверчиво посмотрел на Никиту, затем достал
расписку, именной лист, в котором была записана вся родословная рысака, и
положил перед Никитой. Наступило неловкое молчание. Тогда Маркел Быков,
тараща глаза, низко опускаясь над столом, снова начал свой рассказ,
прерванный приходом Никиты:
- Так вот, приехал к нам намеднись стрикулист один и давай разводить,
как большевики росли. Слышь, когда-то их было всего двадцать пять человек, а
теперь, слышь, к двум миллиёнам подъезжат. Я и подумал: чего мы им тогда
башки не пооткрутили? Вот и жили бы спокойно. А теперь сладь-ка с ними. Два
миллиёна!
- Поотвертеть бы башки - да на кол, как ворам в Китае, - вступился,
суетясь, Никита. - Я тож с ним толковал. Он мне все насчет социализму, а я
ему вопросик - сколько, мол, жалованья огребаешь? Триста, слышь, целковых в
месяц, то да се - суточные там какие-то... сот пяток и набегает. Вот сымает
таких двенадцать урожаев в году да нас социализирует. Да за такие деньги
чего мужика не крутить! Я бы и то согласился. Дай-ка мне полтыщи в месяц.
Ого-го чего наделаю.
- Они хитры, - процедил Маркел. - Нам бы союз крестьянский
организовать.
- Зачем это? - спросил Никита.
- А пускай он, рабочий класс, в ногах вот за кусок хлеба поелозит, -
гневно прогнусил Маркел, показывая пальцем на ободранный носок сапога.
- Зря болтаете, - оборвал Плакущев. - Не для такого разговору
собрались. А я вот ставлю - куда идти? Время наступило такое, когда о