"Федор Панферов. Бруски (Книга 3) " - читать интересную книгу автора

бурдяшинские сорванцы ухитрялись удочками ловить не только рыбешку, но и
кур. Нацепив на крючок червяка, они перекидывали его через плетень, курица
хватала червяка и, не в силах сопротивляться, молча шла к пареньку; тот
сворачивал ей голову, совал за пазуху и удирал в лес к кострам, где его
поджидала орава таких же сорванцов.
Так крали кур у Гурьяновых, Быковых, Плакущевых, - у тех, у кого во
дворе было тесно скотине, у кого на амбарах висели тяжелые замки. А когда
созревали овощи, бурдяшинские ребятишки дневали и ночевали в огородах,
уписывая огурцы, морковь, помидоры, капусту, наводя панику на криулинских
баб.
- Мором бы их каким, что ль, взять, - злился Маркел Быков. - Пчел вон
на них напустить. - И, продавая свечи в церкви, увещевал бурдяшинских баб: -
Чего ребятишки головорезы у вас? Вы бы их Христом пристращали.
- Милицией стращаем - не берет, а ты - Христом!

"А-а, - радостно думал Митька Спирин, шагая по Бурдяшке, направляясь в
лачугу Егора Куваева. - Ага. Овцу даст Кульков... а то две, тогда и я
король... И за то Шлёнку сколупнуть", - решил он, предполагая встретить
Шлёнку у Егора Куваева.
Он его там и встретил. Шлёнка сидел на подоконнике рядом с Епихой
Чанцевым и что-то писал, а Егор Кунаев неумело ковырял шилом, не зная, как
приладить заплатку к поношенному сапогу. Епиха же, прислонясь к печке,
спорил с моложавой Машей, женой Егора.
- Не знаю уж как... больно вы много раев нарисовали, - говорила Маша,
крутя концы косынки.
- Эх, ты уж сапожничаешь, - удивился Митька Спирин, войдя в избенку.
- Чего сходнее, за то и хватаюсь... Нонче - сапоги... завтра - валенки.
Самовары еще думаю лудить - выгода, говорят, большая. На все руки от
скуки. - И Егор Куваев расхохотался.
- А я, знаете, чего, - Митька присел на лавку и сделал серьезное лицо,
кривя бровь. - Эти... хахали наши срыв хотят тракторной колонне учинить. А
по моему мнению, она и есть наш рай. - Он хотел было схитрить, но, увидав
улыбку на лице Епихи, промахнулся и, матерясь, кинул: - Кулаки - живодеры.
Особо этот косой, Кульков! Там тебя помоями поливают, - обратился он к
Шлёнке. - "Шлёнка, слышь, двум собакам щей как след не разольет, а его нами
управлять поставили"! А я им и говорю: "Шлёнка у нас башковатый, он уж село
выведет на большую дорогу".
- Го-го-го! - загрохотал Егор Куваев. - Ничего представил - на большую,
слышь, дорогу село выведет! Да ведь на большую дорогу грабить ходють.
- Да нет... не то я хотел, - растерялся Митька. - Не то совсем.
- А чего? - Епиха заелозил около печки и, глядя на Шлёнку, легонько
закашлялся. - Я вот вчерась сон такой видел: держусь будто я в проходе за
печкой у Никиты Гурьянова, собрались это все хахали, а ты, Митька, сидишь,
чай хлещешь... Га! - сорвался он. - За чай горячий продался, за похлоп по
плечу кульковской ручкой... Ах, ты! Да тебя мало утопить... тебя... - Епиха
вцепился ему в пояс. - Кишки из тебя выпустить за один раз!
- Брось! - сказал Шлёнка. - Брось, говорю. Что ты все злость свою
раскатываешь? Ничего не значит. Пускай лижет сапоги Кулькову. Есть у нас
такие, вроде дерьма...
- Да ведь они... - уличенный Митька забегал глазами по углам и со