"Федор Панферов. Бруски (Книга 3) " - читать интересную книгу автора

с духовой трубой похоронят, а тебя, как собаку, - под овраг. Что? Ведь
народ-то знает - я за тобой неотлучен...
Никита заскрипел зубами и спрятал кулак в карман, вспоминая, как
хоронили Николая Пырякина.
"И это дерьмо так понести могут... честь какая!" - утешил он себя и
пихнул Епиху.
- О тебя руки марать и то позор на всю Расею.
- А ты помарай! - дразнил Епиха, поджав под себя ноги, подставляя
голову Никите. - Помарай, стукни...
- Ух, ты! Уйди, Епишка! Могу из сердца выйти. Я ведь... я... - И Никита
закружился около Епихи, как раздразненный кот около клетки с воробьем.
"Вспорхнут и улетят", - думал он, идя на огонек к избе Филата Гусева,
своего закадычного друга и кума.
Постояв у ворот, он торкнулся. Калитка на крепком запоре даже не
подалась, словно была навеки заколочена. Никита обошел избу и с переулка
заглянул во двор. В задней избе при свете тусклой лампешки сидел за столом
Филат. Сидел он, облокотившись о стол, положив голову на ладони, сидел, не
шелохнувшись, как бы замер.
"Горе мужика заело. Шутка дело - чего творится: хлеба у него выгрузили
без малого тыщу пудов!" И Филат показался ему таким родным, близким, как
любимый сын, - "родной сын", - хотел было сказать он, но отцовская любовь к
сыну у него давно пропала: один сын умер, другой куда-то сбежал, и вот
теперь Никита - расплачивайся за беглеца. "И что это, - думал он, глядя на
Филата, - природа как сложена: сроду отцам-матерям страдай, а нет того,
чтобы дети за отцов-матерей... И тот, Илька, омерзел он мне: через него баню
раскрыли". Немного постояв, жалуясь издали Филату, он перемахнул через
плетень и, Подойдя к окну, застучал.
- Кого? Кого? - Филат быстро встряхнулся.
- Я. Я это, - ответил воркующим голосом Никита. - Что, кум, не спишь?
Аль хребтину надломили?
- А-а-а, - Филат вышел на крыльцо. - Лошадей караулю. Ведь пахать
скоро. Лошадей надо подкормить, а на кровать ляжешь - проспишь. Весна -
благодать какая идет.
"Вон чего! - догадался Никита, вспомнив, что ведь и он так же всю
весну, все лето спит сидя, - и у него разом оборвалась охота вести душевную
беседу с Филатом. - Он еще глупее меня", - решил он.
- А я думал, - заговорил он, - ты чего-то... как бы больной. У меня вот
тож животом неладное идет... дай, думаю, зайду, может, у Филата порошки аль
что имеется, - закончил он и, не слушая Филата, быстро перемахнул через
плетень, мелькнув ногами.
И, шагая к своему двору, он с великой тоской осмотрел село. Оно ему
показалось мертвым. Не зря, стало быть, Маркел Быков в первый же день
прихода тракторов сказал: "Мертвяка привезли. Видишь, гибель какую машины
несут. Ты теперь бай всем: вон из этих баков, - он показал на керосиновые
баки, - из этих баков всех кормить будут. Курица! Какая ни на есть у тебя
курица, и той не станет. Вша - вот твоя скотина. - Шепотом добавил: - Укачу
нонче. Хошь, поедем со мной, не хошь - подохнешь тут псом".
И Никита ждал мертвяков.
Но день начинался как всегда. Зари еще не было - она гуляла где-то за
Шихан-горой, тревожа высокие гребни сосен. Однако ведь в Широком Буераке