"Федор Панферов. Бруски (Книга 3) " - читать интересную книгу автора

Кирилл в тоске подумал: "Она уже не зовет меня по имени".
- Уезжаю, - в полуоборот кинула Стешка.
- Куда?
- Уезжаю.
- Слыхал. Куда?
- В Москву... А ты тут останешься... с этой...
- С кем? - передохнув, спросил Кирилл, предполагая, что она уже все
знает про Ельку.
- С Машей... по соснам будете...
- А-а-а. С Машей - нет, - тихо перебил ее Кирилл, зная, что с Машей у
него ничего такого не было, за что его можно было бы упрекнуть, и
одновременно как-то радуясь тому, что Стешка ничего еще не знает об Ельке.
- И врешь: я же видела.
"Ага! Вон она почему так", - подумал он и, шагнув вперед, беря Стешку
за плечи, проговорил: - Зря, Стеша! Ты ведь знаешь. Доконать хочешь?
- Не лапай, - резко произнесла она, сбрасывая его руки с плеч, и быстро
побежала вверх по лесенке. - Подлец! Кот!
- Ой, что ты, Стешка! - И он тут же улыбнулся, поняв, что так говорит
она от обиды на него.
Степан Огнев сидел в кресле, сплетенном дедушкой Катаем. Больная рука
безжизненно лежала на коленке, репчатое лицо было стянуто набок, а в
глазах - тоска, бессилие что-либо сделать с собой, со своей немощью.
Кирилл долго стоял в дверях и смотрел на него. Степан повернулся к
столику, достал оттуда тетрадку и, написав что-то, подал Кириллу.
"Глохтишь", - прочитал Кирилл и тут же сам написал: "Да. Пю". Он хотел
было подать тетрадку Степану, но. прочитав написанное, задержался: "Что это
такое "пю"? А как же надо написать "пью"?" - подумал он.
Но Степан вырвал у него тетрадь, прочитал и тоже в недоумении посмотрел
на него, затем снова написал:
"Что это за "пю"? Китаец, что ли?"
"Глохтить умеем, а как написать - не умеем... вот видишь, получается
"пю", - ответил Кирилл и, сгорая от стыда, круто повернувшись, вышел из
домика.
Он шел напрямик в гору, твердо ступая на землю, на пожелтевшие травы,
ломая сухие прутья березы, и бурлила в нем непомерная обида на себя, на
коммунаров, на Степана Огнева, на Стешку, на весь свет.
"Пьяный ты, пьяный... проспаться бы тебе, - уговаривал он себя, но
обида не умолкала, и он, поправляя фуражку, нечаянно рукой притронулся к
щеке - по щеке катились слезы. - Экий дурень... слюнтяй", - он засмеялся и
приостановился.
В парке на поляне буйствовали гуляки, толпясь около Никиты Гурьянова.
Никита, встав на старый пень, размахивая бутылкой, доказывал:
- У вас что! Что за порядки? В Китае - вот порядки. Там замков нету.
Все настежь! Зато по шаше, к примеру, идешь - вдоль колы торчат, и на
каждом - башка. Там так: как вора пымают, башку ему, как куренку, отвернут
и - на кол. Вот и нет воров. Нету-у!
- Дайте мне его... Дайте рыжего черта! - Из рук Панова Давыдки вырвался
Николай Пырякин и, наскочив на Никиту, затрясся. - Ты зачем?... Тебе что,
рыжему черту, дороги не было? А! Весь турнепс помял.
- Да что ты ерепенишься? - брезгливо остановил его Никита. - Чего те