"Алексей Иванович Пантелеев. Гостиница "Лондонская" " - читать интересную книгу автора

командировочных не получал, но за то время, что мы не виделись, ему удалось
написать небольшой сценарий и отснять по этому сценарию хроникальную (или
видовую, как тогда говорили) картину "Одесса". Я попросил ВУФКУ показать мне
этот фильм. Мне показали. И я увидел на маленьком экране просмотрового зала
студии прелестную Одессу - отчасти ту самую, какую мы с Жаном столько раз
видели, блуждая по городу и его окрестностям. Но это был не просто взгляд на
город, это было тонкое, поэтическое, художническое видение города. Я
удивлялся: каким образом мог француз, иностранец, так увидеть этот город,
забыв, во-первых, что первыми хозяевами и строителями Одессы были
французские эмигранты: дюк Ришелье, Дерибас и их помощники и сподвижники, а
во-вторых, - и это, наверное, главное, - что Жан не только веселый парень,
шутник, острослов и балагур, но и поэт, иначе вряд ли взял бы его к себе в
ученики автор "Больших маневров" и "Под крышами Парижа".
Картина ушла в Москву или в Киев, Жан ждал разрешения на выпуск, ждал
нового сценария, новой постановки и ждал, больше всего, приезда жены и
дочки. Почти год он жил в разлуке с ними и очень скучал. Теперь, когда он
решил навсегда осесть в Одессе, можно было думать и о воссоединении семьи.
Необходимое разрешение он уже получил, но что-то задерживало приезд милых
его сердцу парижанок.
Виделись мы теперь с Жаном не так часто, как прежде, - он работал, то
есть ходил ежедневно на студию, отбывал там положенные часы, хотя никакого
определенного дела, да и вообще никакого дела, у него не было.
Встречались мы только по вечерам и по воскресеньям. Несколько раз
ужинали в полюбившейся нам "Лондонской". Были один раз в филармонии. Ходили
в кино. Между прочим, в Одессе и именно с Жаном я впервые смотрел "Чапаева"
и "Веселых ребят". Впрочем, не уверен, может быть, это было и не сейчас, а в
предыдущий мой приезд в Одессу.
В конце декабря тридцать пятого года в Одесской области проводился
кинофестиваль. Мы с Жаном и с еще одним работником студии были делегированы
в болгарское село Благоево. Хорошо помню эту поездку по ужасным, залитым
грязью проселочным дорогам - в бричке или в каком-то другом старомодном
экипаже. Грязь и в самом селе стояла буквально по ступицу. Сделав
акробатический прыжок из утопавшей в черной жиже коляски прямо на крыльцо
благоевского Дворца культуры, Жан взглянул на меня и очень серьезно, даже с
гордостью сказал:
- Теперь я понимать Гоголь.
А Дворец культуры, высившийся в этой миргородской огромной луже, был и
в самом деле дворцом. Зрительный зал на полторы тысячи мест. Прекрасно
оборудованная сцена. Элегантные фойе. Ложи. Буфет. Вешалки как в Мариинском
театре. И - ни одной уборной, ни одного ватерклозета во всем этом гигантском
палаццо.
И еще раз вспомнился нам с Жаном бессмертный Николя Гоголь.


12

Невыдуманный рассказ, который я сейчас пишу, - рассказ с печальным
концом. Если бы я выдумывал, я бы, наверно, мог сочинить, на радость
читателю, что-нибудь голубое, приятное, благополучное. Но сочинять ничего не
хочу, пишу мемуары.