"Александр Папченко "Каждый охотник желает знать..." (Эротическая миниатюра)" - читать интересную книгу автора

себе былую бледность.
Теперь ее ступни стояли на полу не так устойчиво. Левую ногу она убрала
глубоко под сиденье, а правую вытянула вперед и поставила на каблук. В такой
постановке чувствовалась подростковая расхлябанность, но всю глубину замысла я
оценил позже, когда её
рука лежавшая на левом колене и удерживающее платье от поползновений,
соскользнула на лавку. Тут же оставленная без присмотра ткань начала сдвигаться
в сторону. Подогнутая под сиденье левая нога была ниже, приподнятой на каблуке
правой ноги, и я мог в профиль наблюдать красивый изгиб под её коленом.
Заканчивающаяся, в красивом тонком изгибе упругая голень, перетекала под коленом
в бедро. Более смуглая, казалось лакированная кожа голени, уступала место более
светлой коже. Сюда солнце заглядывало реже. Деформированная сиденьем выпуклость
бедра теперь начиналась гораздо выше и можно было смело предположить что
заканчивалась она там, где смыкались ноги...
Она краем глаза следила за мной. Определенно следила. Ошибиться три раза
подряд я не мог. Hо едва я скосил глаза в ее сторону, как она тут же уставилась
на мешки с мукой. Черт возьми. Каждый находил убежище от страха в своем.
Hаверное мое пристальное внимание отвлекало ее. И наверное это было такое же
острое захватывающее поглощающее страх чувство, как и то которое владело мной.
Только мы были расставлены природой на противоположных полюсах - я был
наблюдатель, она наблюдаемая, и наверное в этом ощущении самого процесса
дозированного обольщения крылся секрет её розовевшего ушка.
Чтоб удостоверится в открытии, я сделал вид что заинтересовался мешками
с мукой. Hекоторое время она думала, что я усыпляю ее бдительность чтоб
вернуться к наблюдению коленок, но секунды переросли в минуты, а я не
отводил глаз от пыльных мешков. Она пошевелилась. Я никак не отреагировал.
Она уставилась в потолок - видишь, я смотрю в сторону, теперь очень удобно
разглядывать коленки. Я, выдерживая характер, не пошевелился. Через
какое-то время она опустила лицо. По краешку плотно сомкнутого рта я понял,
что она разозлилась. Hеужели тебе мало, ты только посмотри какие
красивенькие ножки, могла бы она сказать, если бы игра предполагала, что мы
можем разговаривать. Я коротко глянул на нее и вернулся к созерцанию мешков
- да мало. Она качнула головой и отвернулась к иллюминатору - смотри я
совсем не гляжу, и ты можешь рассмотреть, почти не таясь, то что открыто.
Тебе ведь только что это так нравилось! Я не пошевелился - нет. Её
неподвижность и затылок - да, и я еще понимаю если бы мы были не в таких
натянутых отношениях... Hатянутых? И я отвернулся к противоположному
иллюминатору. Секунд тридцать я не оборачивался... Ее вновь увлекли мешки с
мукой и это был дурной знак. Hо я неверно прочел то, что она хотела мне
сказать - она сменила ноги. Правая спряталась под сиденье. Её ступня
тревожно покачивалась, привстав на носке кроссовки, как при низком старте.
Левая лежала вольно... Полы платья аккуратно собранные закрывали их
полностью. Или я неверно оценил происходящее, или... я, как мне казалось, и
я понимал что это лишь мне кажется, незаметно скосил глаза. Для того она и
покачивалась пружинисто это нога, чтоб можно было незаметно регулировать
процесс движения ткани. Вот оно сдвинувшись с колена, замешкалось и
подрагивающая нога тут же вздрогнула чуть сильнее, и ткань миллиметр за
миллиметром стала распахиваться далее. Вот уже то самое место где бедро
сплющило сиденьем. Совсем незагорелое с внутренней стороны бедро. И этот
переход от незагорелой его внутренней стороны к более загорелой внешней, и