"Тим Паркс. Дорогая Массимина (Дорогая Массимина #1) " - читать интересную книгу автора

мода на "реалистичный" тип - если посмотреть на парней с "Би-Би-Си", так
можно подумать, будто они поголовно страдают фурункулезом, никогда не
причесываются и с детства не чистили ушей, однако никого это не волнует.
Может, у него слишком просторечный выговор? Значит, надо исправить. И
Моррис исправил. Впустую. А может, у него недостаточно просторечный
выговор? Может, его речь звучит несколько манерно, а должна быть обыденной?
Демонстрировать, так сказать, близость к сохе. Значит, возвращаем
простецкие словечки.
Моррис испробовал абсолютно все, но успеха не добился. Он начал с
"Би-Би-Си", потом обил пороги прочих телекомпаний (в глубине души он считал
себя предназначенным для телевидения или радио), обошел все газеты и
издательства, медленно, но неуклонно спускаясь со ступеньки на ступеньку:
крупные фирмы, средние фирмы, государственные конторы (никто не посмеет
сказать, будто он не поступился самолюбием), мелкие предприятия и, наконец,
сфера обслуживания. Он вел наступление по всем фронтам (почта озолотилась
за его счет), но за последним собеседованием вечно ждало одно и то же -
отказ. Голубые глаза, честное открытое лицо, светлые волосы... И все же
было во внешности Морриса нечто угрожающее, что не ускользало от
промышленных магнатов.
По результатам собеседования от 14-го числа мы с сожалением...
Клочок бумаги или его компьютерный собрат в виде электронного письма.
В тексте менялись лишь числа.
Наконец, компания "Гестетнер" предложила Моррису мелкую должность в
административно-хозяйственном отделе, расположенном в Саутгейте (от
Парк-Ройял это - настоящий марафон в лондонском общественном транспорте).
После трех недель перетаскивания бумажонок между бухгалтерией, рекламным и
производственным отделами Моррис уволился.
- Никчемный дармоед! - разорялся отец, обнаружив, что сын опять сидит
на пособии. - Попрошайка. Тебе никуда не пробиться, - бубнил он, шумно
пожирая яичницу, - кишка тонка!
Как Моррис ни старался, он не мог примириться с тем, что его отец -
все тот же отсталый работяга, каким был всегда. (Да, Лоуренс, в конце
концов, научился понимать своего отца, но ведь он не жил с ним под одной
крышей.) Муниципальная квартирка на первом этаже, где они обитали,
казалось, вот-вот взорвется от обильной плоти этого человека, от его пивных
кружек и сандвичей с вареными яйцами, от его заскорузлых от пота маек, от
немытых чашек из-под какао, от грохочущего голоса и вечных споров с
политическими и спортивными комментаторами. ("Эй, придурок, да Рон Гринвуд
опять промахнулся с командой!") Моррису некуда было деться от отца, от его
запахов и звуков, и на этом крошечном клочке пространства, сдавленном со
всех сторон стенами и старой мебелью, не стоило рассчитывать на
романтическое примирение в духе незабвенного Лоуренса.
Поэтому в одну прекрасную ночь, спустя год после исключения из
Кембриджа, через несколько недель после бегства из "Гестетнер" и
бессмысленного собеседования в Управлении по сбыту молока (Боже, дай мне
силы!), Моррис покинул дом на Санбим-роуд, а еще спустя четыре часа и
родину - на "Волшебном автобусе", который, как он надеялся, оправдает свое
название. Через несколько месяцев Моррис узнает, что Управление по сбыту
молока предложило ему возглавить отдел рекламы. Но к тому времени все
корабли были сожжены, и не только в переносном смысле: у него попросту не