"Кирилл Партыка. Час, когда придет Зуев" - читать интересную книгу автора

покоя в ней не бывает, даже в самую лютую зиму. Но этот подступавший со всех
сторон лес больше напоминал театральную декорацию.
Алексей вдруг припомнил свое посещение зоологического музея в бывшем
Ленинграде: длиннющий мост над серой, неприветливой водой; ростральные
колонны, важно выставившие во все стороны корабельные носы с бушпритами;
огромное, тяжелое здание бывшей Биржи на Невской Стрелке.
Переходя из одного бескрайнего зала в другой, плутая меж стеклянных
витрин и постаментов с чучелами, Волин сперва поражался многообразию форм
живого, населившего воды и твердь. Но постепенно в темноватом безлюдье ему
сделалось не по себе. Проходя мимо неподвижных водопадов, скал из папье-маше
и поблескивающей воском зелени, среди которых застыли - кто в броске, кто в
сытом спокойствии - диковинные звери, Волин вдруг подумал о том, что все эти
экспонаты музея когда-то были живыми. И тогда до него дошло, что за
неприятное чувство подтачивает его в последние полчаса. Алексея окружал
необъятный склеп, вместилище смерти, искусно имитирующей жизнь. Трупы
зверей, рыб и птиц, умело сохраненные и тщательно разукрашенные, таращились
со всех сторон стеклянными чешуйками глаз, в желтоватом поблескивании
которых ему почудилась ненависть.
Волин почти бегом покинул этот грандиозный апофеоз безжалостной
человеческой пытливости...
Сейчас Алексей начал понимать, что воспоминание это пробудилось с
момента их прибытия на станцию и все крепло, пока не слилось с образом
замершей тайги.
Когда они свернули с зимника и начали пробираться по едва наметившейся
в заиндевелых зарослях тропе, Волин порадовался, что ему не досталось ружья.
Тяжелого рюкзака хватало с избытком.
В полном изнеможении Алексей взмолился о привале...
Отдых длился минут тридцать. Волин, оторвавшись от древесного ствола,
повалился было прямо в снег. Но Лобанов с руганью заставил приятеля скинуть
рюкзак и усесться на него. "Встань, встань, говорю! Не хватало еще, чтоб
тебя лихоманка скрючила, и я бы такую тушу потом на себе пер".
Толку от привала оказалось не много. Чем дольше Волин сидел, тем больше
убеждался, что встать уже не сможет.
Лобанов, утвердившийся на собственном рюкзаке, держа ружье между колен,
обтирал рукавом стволы и оценивающе поглядывал на сопку. Алексей жалобно
спросил:
- А нельзя в обход, без альпинизма? Ты же на "Буране" через гору ехать
не собирался. - Он уже позабыл, как мечтал всей грудью вдохнуть
восхитительный воздух вершины.
- Можно и в обход, - без промедления отозвался Лобанов. - В обход не в
пример удобнее. Беда только, я скорость сорок кэмэ в час развивать не умею,
чтоб до темна под крышу успеть. А так - какие проблемы? Сто верст - не крюк.
- Да пошел ты!.. - осерчал Алексей и больше глупых вопросов не задавал.
Облачное небо просело еще ниже, размазывая по заснеженной земле тусклый
свет дня. В природе, казалось, ничего не меняется, а солнце за непроницаемой
облачностью прилипло к небосклону и торчит на одном месте.
С кряхтеньем взвалив на спины ставшие совершенно неподъемными рюкзаки,
приятели побрели в гору. ...Волин все-таки попал на вершину. Перед этим,
правда, ему некоторое время казалось, что Лобанову придется его бросить или
похоронить под валежиной. Но ни того, ни другого не случилось. Сергей,