"Джон Дос Пассос. 42-я параллель" - читать интересную книгу автора

кончился поезд и начался трамвай. Голос Дяди Тима возбужденно и гордо
твердил: Чикаго, Чикаго, Чикаго. Отец сидел, опершись подбородком на
костыль.
- Тим, я чувствую себя, словно побитая дворняга.
Фейни десять лет прожил в Чикаго.
Первое время он ходил в школу, субботними вечерами играл в бейсбол на
заднем дворе, но вот в последний раз их собрали в зал перед выпуском, дети
пропели "Страна моя, лишь о тебе...", и школа кончилась, и ему надо было
приниматься за работу. У Дяди Тима была в то время собственная печатня - в
нижнем этаже покосившегося старого кирпичного дома в одном из пыльных
переулков близ Норт-Кларк-стрит. Она занимала лишь небольшую часть дома,
который служил складом и славился крысами. Печатня была в одно окно, и на
большом зеркальном стекле его красовалась золоченая надпись готическим
шрифтом:


ТИМОТИ О'ХАРА. ПЕЧАТНИК

- Ну, Фейни, старина, - сказал Тим. - Тебе 22 представляется случай
изучить дело с самых азов.
И вот он бегал с поручениями, разносил пачки циркуляров, объявлений,
реклам, шнырял в гуще трамваев, увертываясь из-под взмыленных удил больших
ломовых лошадей, разъезжал зайцем в грузовых фургонах. Когда не было
поручений, он выметал сор из-под печатных станков, мыл рассыпанный шрифт,
выкидывал мусор из корзины, а в пору спешных заказов бегал за угол купить
кофе с сандвичами для наборщика или фляжку виски для Дяди Тима.
Отец несколько лет все ковылял со своим костылем и поисках работы.
Вечерами он курил трубку, сидя на заднем крылечке Дяди Тима, проклиная свою
судьбу, и, случалось, грозился, что вернется в Мидлтаун. Потом он как-то
схватил воспаление легких и тихо скончался в больнице Сердца Христова.
Приблизительно тогда же Дядя Тим купил линотип.
Дядя Тим был так взволнован, что даже не пил целых три дня. Пол
типографии прогнил, и для линотипа пришлось класть кирпичный фундамент от
самого основания и через весь погреб. "Подождите, заведем другую,
забетонируем все помещение", - говорил Дядя Тим посетителям. Целый день
никто в типографии не работал. Все стояли и разглядывали большую, черную,
сложную машину, которая высилась посреди типографии, как церковный орган.
Когда машина работала и типография наполнялась, горячим запахом
расплавленного металла, все глаза неотступно следили за дрожащей,
неуверенной рукой, метавшейся по клавиатуре. Они передавали из рук в руки
теплые блестящие строчки набора, а старый на-орщик, немец, которого они
почему-то прозвали Майком, сдвинул очки на лоб и заплакал: "Пятьдесят пять
лет прослужил наборщиком, и вот теперь на старости чет придется мне таскать
известку на стройке, чтобы не умереть с голоду".
Первое, что отпечатал Дядя Тим на новой машине, пыл лозунг: "Пролетарии
всех стран, соединяйтесь; вам нечего терять, кроме своих цепей".
Когда Фейни исполнилось семнадцать, и его стали интересовать юбки и
щиколотки и женское белье, и вечером, возвращаясь с работы, он стал
заглядываться на ярко сверкавшие на фоне яркого, волнующего заката огни
города, в Чикаго объявлена была забастовка печатников. Тим О'Хара принимал к