"Джон Дос Пассос. 42-я параллель" - читать интересную книгу автора

Играть без помехи можно было только у себя во дворе. На дворе -
поваленные заборы, продавленные помойные ведра, старые горшки и сковородки,
дырявые как решето и не годные даже в починку, пустой курятник со следами
помета и приставшими к нему перьями, лебеда летом, грязь зимой. Но главной
приманкой двора был крольчатник Тони Гарримана, в котором у него сидели
кролики-фландры. Тони Гарриман - чахоточный мальчик - жил с матерью в нижнем
этаже налево. Он собирался разводить и других зверьков: енотов, выдр, даже
чер-нобурых лисиц - и на этом разбогатеть. Когда он умер, никто не мог найти
ключа к большому висячему замку на двери крольчатника. Несколько дней Фейни
кормил кроликов, с трудом проталкивая листики капусты и салата сквозь
двойную проволочную сетку. Потом на неделю зарядил дождь и снег, и Фейни не
пускали на двор. В первый же солнечный день он побежал проведать кроликов,
один из них был уже мертв. Фейни побледнел; он старался уверить себя, что
кролик спит, но тот лежал окоченелый и скорченный, он не спал. Остальные
кролики забились в угол, поводя дрожащими носами, и большие уши беспомощно
свисали им на спину. Бедные зайцы. Фейни хотелось плакать. Он побежал наверх
на кухню, нырнул под материну гладильную доску и достал молоток из ящика
кухонного стола. При первой попытке он хватил себя по большому пальцу, но со
второго удара ему удалось сбить замок. В домике стоял странный кислый запах.
Фейни поднял мертвого кролика за уши. Мягкое белое брюшко начинало
раздуваться, открытый мертвый глаз пугал Фейни своей неподвижностью. И вдруг
что-то заставило Фейни бросить кролика в ближайший мусорный ящик и стремглав
кинуться к себе наверх. Похолодев и все еще дрожа, он на цыпочках вышел на
заднее крыльцо и заглянул во двор. Затаив дыхание он следил за остальными
кроликами. Осторожными прыжками они приблизились к дверце крольчатника. Один
уже выпрыгнул во двор. Он сидел на задних лапках, и уши у него поднялись и
насторожились. Мать позвала Фейни принести ей утюг с плиты. Когда Фейни
вернулся на крыльцо, кроликов уже не было.
В ту зиму на заводе "Чедвик" объявлена была стачка, и Отец потерял
работу. Целыми днями он сидел в комнате, куря и чертыхаясь:
- Да что, во мне силы мало, что ли? Убей меня Бог, да я любого из этих
полячишек проучу, хоть привяжите вы мне мой костыль за спину... Я и говорю
мистеру Барри, я и не думаю, говорю, бастовать вместе с прочими, мистер
Барри; человек я спокойный, рассудительный, да полуинвалид к тому же, и на
руках у меня жена с ребятишками... восемь лет как я у вас в ночных сторожах,
а теперь вы меня выставляете, чтобы набрать свору мерзавцев из сыскного
агентства... А он, сукин сын... бульдог курносый...
- А всё эти смутьяны, вшивые иностранцы... Вздумали тоже бастовать, -
успокаивал его собеседник.
На Орчард-стрит не жаловали забастовку. Забастовка - значит, для матери
все новая и новая работа, все больше и больше белья в ее корытах, а Фейни и
старшей сестре Милли надо помогать ей после школы. А потом мать заболела и
слегла. Вместо того чтобы гладить очередную партию белья, она бежала в
кровати, судорожно сжимая у подбородка сморщенные от стирки руки, и ее
круглое белое морщинистое лицо было белее подушки.
Пришел доктор, пришла районная сиделка, и все три комнаты квартиры
Мак-Крири пропахли докторами, сиделками, лекарствами, и Фейни с сестрою не
находилось уголка, кроме как на лестнице.
Там они и сидели, тихонько всхлипывая. А потом мамино лицо на подушке
съежилось во что-то маленькое, белое, морщинистое, словно скомканный носовой