"Кэтрин Патерсон. Великолепная Гилли Хопкинс ("Тропа Пилигрима") " - читать интересную книгу автора

Кукуша кукует,
Зеленится луг и бор,
Всяка тварь ликует,
Кукуша кукует...

Стих был "с приветом".
- Минутку, - пробормотала Гилли, переворачивая страницу. "С мартиуса на
аверель..." Пробежала глазами следующую... Потом следующую... "В тенетах
пава бьется, а злой ловец смеется".
Гилли захлопнула книгу. Дуру из нее хотят сделать. Вон, мистер Рэндолф
уже хихикает про себя.
- Это не по-английски! - закричала она. - Вы что, дуру из меня хотите
сделать?
- Нет, нет, мисс Гилли. Ничего подобного. В начале антологии стихи
напечатаны на староанглийском языке. Переверните еще несколько страниц.
- Хотите Вордсворта послушать, мистер Рэндолф, или наизусть скажете? -
спросила Троттер.
- И то и другое, - сказал он со счастливой улыбкой.
Троттер подошла к Гилли, сидящей на табурете возле пианино, наклонилась
над книгой.
- Я сама найду, - сказала Гилли, отдергивая книгу. - Дайте название.
- Уильям Вордсворт, - сказал мистер Рэндолф. - "Когда-то все ручьи,
луга, леса..." - он сложил на груди маленькие руки, теперь его голос был не
сдавленным и вежливым, а мягким и теплым.
Гилли нашла нужную страницу и стала читать:

...Когда-то все ручьи, луга, леса
Великим дивом представлялись мне;
Вода, земля и небеса
Сияли, как в прекрасном сне,
И всюду мне являлись чудеса.

Она остановилась, словно прислушиваясь к собственному эху.
- "Теперь не то..." - подсказал ей бархатный голос мистера Рандолфа.

...Теперь не то - куда ни погляжу
Ни в ясный полдень,
Ни в полночной мгле,
Ни на воде, ни на земле...

Откинувшись на спинку кресла, мистер Рэндолф стал вторить ей; их голоса
слились:

Чудес, что видел встарь, не нахожу.

Так они и дальше читали. Он то благоговейно внимал, то вторил, и тогда
голоса их сливались воедино.

Рожденье наше - только лишь забвенье.
Душа, что нам дана на срок земной,