"Кетрин Паттерсон. Мост в Терабитию " - читать интересную книгу автора

мне играть не с кем.
- А Джойс Энн?
- Ну, прям! Она малявка, вот она кто. У Джойс Энн задрожали губы. Потом
её коротенькое тельце дёрнулось, и она истошно заорала.
- Кто там дразнит ребёнка? - взвыла мать из-за двери.
Джесс тяжело вздохнул и сунул свой последний сэндвич прямо в раскрытый
рот Джойс Энн. Она широко раскрыла глаза, но рот закрыла, чтобы не потерять
неожиданный дар. Может, теперь он получит хотя бы минуту покоя.
Он вошёл в дом, прикрыв за собой дверь, и проскользнул за спиной
матери, которая покачивалась в качалке перед телевизором. В комнате, которую
Джесс делил с младшими, он порылся под матрасом и вытащил блокнот и
карандаши. Потом лёг на живот и стал рисовать.
Рисовал он так, как иные пьют. Рисунок начинался в мозгу и впитывался в
усталое, напряжённое тело. Ох, как он любил рисовать! Чаще всего - животных,
и не просто животных - например, Мисс Бесси, - а дурацких каких-то,
ненормальных. Почему-то ему нравилось ставить своих зверей в немыслимые
ситуации. Вот гиппопотам только что сорвался со скалы и летит кувырком - это
можно понять по клубящимся линиям - прямо в море, из которого торчат
пучеглазые, удивлённые рыбы. Над гиппопотамом - не над головой, она внизу,
над задницей - плавает пузырь, а на нём написано: "Ой, я очки забыл!"
Джесс заулыбался. Если он решит показать это Мэй Белл, придётся
объяснить, в чём шутка, но уж тогда она будет ржать, как публика в телешоу.
Он бы не прочь показать рисунки отцу, но вряд ли осмелится. Ещё в
первом классе он сказал, что когда вырастет, будет художником. Ему казалось,
что отец обрадуется, ан нет - он удивился. "Чему вас только учат в этой
школе! Старые метёлки делают из моего сына какого-то..." Он не сказал, кого
именно, но Джесс понял, о чём речь. Это и через четыре года не забудешь.
А хуже всего, что его рисунки не нравились учителям. Застукав его за
"этой мазнёй" , они начинали вопить, что он зря расходует время, бумагу,
талант. Вопили все, кроме учительницы музыки, мисс Эдмунде. Только ей он
осмеливался что-то показать, хотя она преподавала в школе всего год и только
по пятницам.
Мисс Эдмунде была одной из его тайн. Он был в неё влюблён. Не так
глупо, как Элли с Брендой, когда хихикают по телефону или долго молчат в
трубку, а по-настоящему, слишком глубоко, чтобы об этом говорить и даже
думать. У неё длинные чёрные волосы и синие-синие глаза. На гитаре она
играет, как самая настоящая рок-звезда, а голос у неё мягкий, нежный, просто
дух захватывает. Ой, Господи, какая красивая! И хорошо к нему относится.
Однажды прошлой зимой он показал ей один рисунок. Сунул в руку после
уроков и убежал. В следующую пятницу она попросила его остаться на минутку,
а потом сказала, что у него "недюжинный талант", и понадеялась, что он его
не растратит. Это значило, подумал Джесс, что она считает его просто
замечательным. Нет, не из тех, кого хвалят в школе или дома, а другим,
особенным. Эти мысли он спрятал глубоко внутри, словно пиратское сокровище.
Он был богат, очень богат, но пока никому не дано знать об этом, кроме той,
кто, как и он, вне закона - Джулии Эдмунде.
- Она что, хиппи? - сказала мать, когда Бренда, в прошлом году ещё
семиклассница, описала ей мисс Эдмунде.
Может, и хиппи, кто её знает, но Джесс видел в ней прекрасное дикое
создание, запертое на время в ржавой и грязной клетке школы - возможно, по