"Владимир Андреевич Павлов. Дозор на сухой миле (пионеры-герои)" - читать интересную книгу автора

заведено, а мысли его были далеко-далеко. Представлял себя где-нибудь у
железки. В руках винтовка. Стебель, гребень, рукоятка. Вот он загоняет
патрон в патронник. Ждет, пока ближе надвинется черная громадина паровоза.
Стреляет. Из пробитого паровозного котла свищет пар. Эшелон останавливается.
Толя бежит вдоль него открывать вагоны. В первом же находит маму. Она
спрыгивает на землю, произносит: "Сынок!" Обнимает Толю, и он прижимается к
ней.
А то вдруг прихлынуло желание пойти - и ни минуты не медля! - в Слуцк,
найти того немца, что задержал мать, что загонял ее в вагон, словно не видя
и не слыша, как она ломала руки, и голосила, и упрашивала отпустить ее домой
к сыну. Найти и убить. На месте! Да где ты его найдешь? Кто тебе подскажет
того самого? Разве фашисты не все одинаковые? Все как есть!
Что же делать?
Об этом и думал Толя, откладывая в сторону очищенные картофелины...

А староста Есип думал о Толе.
С самого утра поглядывал он из-за стойки ворот в сторону Катерининой
хаты. Что-то прикидывал, бормотал себе под нос. Отойдет в глубь двора и
снова вернется к воротам. Снова зиркнет влево-вправо. А больше - в сторону
Катерининой хаты.
Увидел приближавшегося Кондрата. Выждал, пока тот поравняется с ним,
окликнул:
- Кондрат, подойди-ка! - и, когда тот подошел, сказал с укором: -
Что-то ты на мой двор и глядеть не хочешь. Забыл, что ли, как хозяевал тут?
- Забыть не забыл, да, кажется, давно это было. Да и не был я тут
хозяином. Работал только. Хозяином была власть...
- Ладно, не будем выяснять. Пошли в хату. Поговорить надо.
В хате Есип сел в угол под образами. Сложил руки на столе. Разнял их,
побарабанил пальцами.
- Скажи, Кондрат, может, у тебя что припрятано тут? Может, в чулане или
в хлеву закопал что-нибудь, га?
- Да что ты, Есип! В который раз спрашиваешь. Говорил же, что как
началась война, в первые же дни все раскупили. Как под метлу. И муку, и
сахар, и соль. Одеколон даже - и тот. Я и успел только деньги в сельпо
сдать, а тут - немцы, - говорил дядька Кондрат, а про себя думал: "Не из тех
ты, сволочь этакая, чтоб до сих пор спокойно сидеть да кишки из меня тянуть
расспросами. Давно, поди, перепорол все и под полом, и в хлеву". Помолчав,
добавил: - Ящики пустые да бочки только и остались. Я их в чулане замкнул.
- Ты слыхал, что Катерину облава замела? - спросил вдруг Есип.
- Слыхал.
- От кого?
- Не ветер, известно, принес. От людей. Как и ты.
Всякий раз, когда дядька Кондрат говорил Есипу "ты", у того словно
судорога пробегала по лицу. Но дядька Кондрат будто и не замечал этого.
Ничего, пусть послушает. Пусть знает, что его лишний десяток лет, его
должность и сам он для людей - ноль без палочки. Подумаешь, хозяин над всей
деревней объявился!
- Замела облава Катерину. Замела... Заходила она ко мне намедни за
справкой. Не помогла моя справка, - будто бы пожалел Есип Катерину.
"Что сам ты, что твоя справка - ноль без палочки", - снова подумал