"Йен Пирс. Сон Сципиона " - читать интересную книгу автора

дворца, - и в результате месяц каторжного пересчитывания монет.
Вот после этого приключения - которое пристыдило даже Оливье - он
заметил, что поступление от одной из английских бенефиций кардинала
оказалось на золотой больше. В ту пору он считал себя щеголем и с восторгом
проводил время в компании юношей, которые носили самые модные костюмы, какие
им удавалось раздобыть, и считали себя поистине великолепными, когда
разгуливали по улице и задирали прохожих - обычно с веселым добродушием.
Большинство встречных принимали их шутки по-хорошему, но только не евреи.
Эти не служили приятным развлечением - они торопливо проходили мимо,
наклонив головы, крепче кутаясь в плащи, никогда не отвечая шуткой на шутки
и не отпуская собственные. Вот почему остроты сменялись оскорблениями,
оскорбления - камнями. Иногда и Оливье присоединялся к этой забаве, точно
так же, как в детстве мучил беспризорных собак и кошек. Никакой разницы он
тут не видел и уклонялся просто потому, что находил это занятие скучным.
Он упивался своим праздничным нарядом - ало-голубым и отлично сшитым.
Но у него не было туфель, и всю пышность (как он думал) портили холщовые
башмаки на деревянной подошве, которые он носил. Какая благородная женщина
(да и служанка, если на то пошло) поддастся на улещивания кавалера, который
грохочет башмаками по улице, поднимая больше шума, чем тележка, запряженная
ослом? Кто отнесется к тебе серьезно, если ты танцуешь босиком и часто
прерываешь танец, когда пальцы на ногах тебе отдавливает топочущий сапог?
Отсутствие туфель его терзало, а золотой соблазнял. Он взял монету и
купил прекрасную пару туфель на кожаной подошве, мягоньких и таких удобных,
что они словно не весили ничего. Сидя на постели, он любовался ими и тянул
целый месяц, прежде чем рискнул выйти в них на улицу, - так велик был его
страх, что они запачкаются.
Он ими упивался, а когда возвращался после обычных развлечений, они,
тщательно завернутые в тряпицу, покоились в его сундучке. Как ни стыдно
признаться, но его любовь к этим башмакам была так велика, что совесть ни
разу не попрекнула его за воровство. Однако он знал, что рано или поздно
должно последовать искупление. И потому, найдя "Сон Сципиона", он вручил
сделанный им список Чеккани, а не оставил себе. Такой подарок, считал он,
более чем перевешивал восторг, который дарили ему его туфли. А после смерти
кардинала список оказался в папской библиотеке и лежал там, ожидая, чтобы
молодой французский ученый пришел туда как-то утром в 1925 году, сел и
прочел его.
Манлий познакомился с Софией в Марселе после смерти ее отца, философа
Анаксия, у которого учился. Он отправился в Марсель, чтобы посещать школы в
городе, который еще держался, хотя учащавшиеся перебои с подачей воды,
неспособность властей справляться с преступностью и налеты разбойников на
пригороды вызывали у горожан все больший ропот. Школы принадлежали к лучшим
в Галлии: чтобы получить более глубокое образование, искателю знаний
пришлось бы отправиться очень далеко - в Антиохию или Александрию. Молодые
люди предыдущего поколения еще ездили туда, но теперь это ушло в прошлое.
Даже поездка в Марсель встретила в его семье удивление и непонимание.
Ему она принесла мало радости. Школы больше не получали от города даже
скудной помощи - деньги приберегались для городского правительства или
исчезали в алчной пасти церкви. Учителями были усталые старики,
обескураженные все сокращающимся числом учеников и постоянными поношениями
тех, кто объявил их язычниками. Однажды, когда Манлий и еще трое сидели и