"Йен Пирс. Сон Сципиона " - читать интересную книгу автора

- Не понимаю, о чем ты толкуешь, - возразил Кай. - Мне истина
открывается через Библию. И я не нуждаюсь ни в каких греческих словах для
постижения того, что я в ней вижу.
Следует ли Манлию вмешаться? Объяснить, что есть много путей постижения
даже простейших истин? Растолковать ему, что тайны, подобные Преображению,
Троице, Духу Святому, обрели смысл в наших умах лишь благодаря учению
Академий? Кай принадлежал к тем, кто кичится своим невежеством, объявляет
свою дремучесть чистотой, отвергает любую тонкость мыслей или их выражения.
Поистине человек своего времени. Прежде - и не так уж давно - он умолк бы,
смущенный своей необразованностью, но теперь прикусывать языки приходится
высокообразованным.
- И тебе следует помнить, милый Луконтий, - перебил Манлий, - что, по
мнению весьма многих, Платон имел доступ к мудрости Моисея, что он всего
лишь перелагал мудрость Господа Нашего на греческий, а не наоборот.
Тревожный взгляд показал ему, что Луконтий, милая чуткая душа, внял
предостережению, быстрым движением глаз принеся свои извинения. Трудность
была преодолена, обед продолжался - безобидно и бессмысленно.
Но Манлий расстроился. В своих приглашениях он был очень разборчив и
всячески старался не допускать в свой кружок грубых плебеев вроде Кая
Валерия. Но они были повсюду вокруг. Это Манлий жил в мире грез, и его
мыльный пузырь цивилизованности все сжимался и сжимался. Кай Валерий,
влиятельный член влиятельной семьи, про Платона даже не слышал. Сто, нет,
даже пятьдесят лет назад подобный абсурд и вообразить было бы невозможно.
Нынче оставалось удивляться, если подобный человек хоть что-то знал о
философии, хотя желание понять ее у него не возникло бы, даже если бы ему
предложили объяснения.
Когда слуги с факелами проводили большинство гостей в отведенные им
комнаты, Манлий глубоко задумался над всем этим. Он смотрел на раскинувшуюся
за распахнутыми большими дверями панораму - некогда совершеннейший парк, а
теперь изуродованную лачугами земледельцев, чьи жилища вырастали все ближе и
ближе, в поисках защиты теснясь вокруг его огромной виллы, будто поросята
вокруг свиньи. Он мог бы сровнять эти лачуги с землей, но опасался, как бы
их обитатели не ушли на поиски другого господина, который взял бы их под
защиту - такого, какой не подчинился бы закону, потребуй он их возвращения.
Затем он посмотрел в другую сторону - на баню, теперь отданную под казарму
для воинов, которые были необходимы для постоянной защиты поместья.
Они хотели лишь одного: жить в безопасности, и не причиняли никакого
вреда, помимо порчи вида на окрестности виллы. Человек вроде Кая Валерия был
куда опаснее.
- Никто из нас, боюсь, своей семьи не выбирает. - Это сказал Феликс,
который бесшумно подошел к нему сзади. - Люди вроде моего дорогого родича
существовали всегда. Даже у Вергилия, если не ошибаюсь, был шурин,
презиравший его творения.
Манлий обнял друга за плечи, и они медленно вышли из дверей в угасающий
свет дня. Из всех живых существ, обитающих в мире, истинно он любил только
Феликса, в его обществе он отдыхал душой и забывал свои заботы. Годы и годы,
даже десятилетия он полагался на этого невысокого силача, чей ум был острым
не менее, чем его тело - грузным. Человек с обманчивой внешностью: выглядел
он именно тем, кем был - воином, привычным к ратным трудам и простоте
походной жизни. И в то же время он был находчив в споре, быстр в понимании и