"Йен Пирс. Портрет" - читать интересную книгу автора

в художника, я купался во всяких проявлениях похоти, какие только мог
изобрести, лишь бы покрыть себя грехом и создать пропасть между мной и моими
корнями настолько широкую, чтобы пути назад у меня не было. Но истинное
сладострастие отсутствовало; я не упивался грехом по-настоящему, а это,
естественно, в значительной мере обессмысливает его. Я грешил, потому что
чувствовал, что мне следует грешить. Даже совокупление превратилось в
обязанность. Убегая от моих корней, я обнаружил, что возвращаюсь к ним, как
муравей, который ползет по краю блюдца и возвращается к тому месту, откуда
пополз.
Эвелин была иной, откуда и мое предложение. По-моему, я предвидел его с
того момента, когда впервые заговорил с ней в Париже. Мы были одни в
мастерской, а там все ее усердно игнорировали. Ничего необычного, я полагаю.
Своего рода инициации, чтобы проверить людей, увидеть, насколько они крепки.
И она была женщина. Во всяком случае, мы не устроили бунта и не сожгли ее
холсты, как французские студенты, когда женщин впервые приняли в Beaux- Arts
<Здесь: Академия изящных искусств (фр.)>. Co многими мужчинами обходились
точно так же, примерно с месяц. Мы были сплоченной группой и не доверяли
посторонним. Но хорошенького понемножку, а она явно воспринимала это не
слишком хорошо. И потому как-то вечером я окликнул ее, когда все остальные
разошлись.
"Как вам?" - спросил я. Весь день я напряженно работал над картиной,
созидая ее из набросков, которые делал весь месяц. Я убедил себя, что она
хороша. Тщеславным я еще не был, но быстро обретал уверенность в себе. Кроме
того, вы ее уже видели и не поскупились на сверхлестные комплименты. Я решил
показать ее ей, чтобы поощрить ее. Показать ей, что такое настоящая картина.
Ее мнение меня не интересовало, и ожидал я восхищения, благодарности, что ее
принимают как свою, относятся к ней серьезно.
Эвелин подошла и посмотрела. Очень серьезно, сдвинув брови, но недолго.
"Не очень", - сказала она затем.
"Прошу прощения?"
"Не очень хороша, верно? Слишком загромождена. Что это? Женщина на
кухне? Она скорее выглядит так, словно забрела в лавку старьевщика. - Она
помолчала, подумала. - Расчистите задний план, дайте взгляду сосредоточиться
на самой женщине. Поза отличная, но у вас она пропадает зря. Где центр? В
чем смысл? Если вы хотите, чтобы смотрящий понял, надо ему немножко помочь.
Чего вы добиваетесь? Показать, какой вы умница? Насколько владеете
перспективой и колоритом?"
"Вы такого мнения?"
"Да. И вы, без сомнения, полностью от него отмахнетесь. Но тогда зачем
вы спрашивали?"
И ее глаза снова обратились на картину, затем на секунду вернулись ко
мне. В них был смех, хотя лицо оставалось глубоко серьезным. Она прекрасно
понимала, в какой мере позволяет себе лишнее, учитывая, что я был и старше
нее, и опытнее. Она меня испытывала, проверяла, как я среагирую. Надуюсь ли
чванством, оскорблюсь и начну читать ей лекцию о высоких достоинствах моего
произведения? "Нет, вы ее не понимаете. Если поглядите..."
Но мое тщеславие иного характера. Легкие смешинки в ее глазах тронули
меня. И я сам засмеялся. Нет, я не был так уж уверен, что она права, хотя
нагромождение деталей всегда было моей слабостью. Но этим скрещением глаз мы
подписали контракт. Сложное переплетение пресмыкания и лести, которое она