"Юхан Пээгель. Рассказы" - читать интересную книгу автора

теперь я пришел сюда искать это большое, прекрасное и чистое сердце.
Я не знаю, осталось ли твое сердце таким же, каким оно было у тебя,
молодого. Наверно, нет, и на нем остались борозды, вспаханные жизнью. Мне
известно, что иногда ты увиливаешь от работы в колхозе, что никогда еще ты
не отказывался от вина. Черт подери, ведь не ангелом же мужчина рождается!
Но оттого, что ты обеими руками держишься за землю, как и я когда-то в
молодости, я не хочу вспоминать твои грешки, и я верю, я знаю, что у тебя
все еще прекрасное, чистое сердце, гораздо более чистое, чем мое.
Знаю заранее, что, когда опустеет эта кружка и еще одна и будет начата
еще следующая, ты станешь рассказывать мне истории о том, как молодой ты
каждый субботний вечер баловался в амбаре с очередной девушкой.
Неизвестно, сколько в твоем рассказе правды, но все равно говори. Что эти
проделки шли от чистого сердца и что в молодости ты был красивый, статный
парень, я и сам знаю, и, по крайней мере, тут тебе не к чему присочинять.
Я знаю, за этой темой последует длинный рассказ про то, как немцы сделали
тебя возницей, и как ты со своим Мику отстал, и как сзади вдруг стали
стрелять из пушек и немцы разбежались, и как один "русский" кавалерист
схватил тебя, и как вы оба обомлели от удивления, ибо этот всадник
оказался лаасевским Робертом, твоим крестником, которого в сорок первом
мобилизовали в Россию! Замечательный рассказ, эффектным завершением
которого был запрятанный в сетку с сеном лэхкер [сосуд, формой
напоминающий плоский барабан, в котором крестьяне брали с собой на поле
питье], - полный пива, и вы вместе с крестником выцедили его под грохот
сражения и омерзительный свист пуль; с каждым годом, правда, грохот этот
становится все оглушительнее и все громче свистят пули, а в остальном
рассказ не меняется.
Говори, говори, сосед Кусту. А история, рассказанная с самым чистым
сердцем, будет напоследок. Это разговор про землю. Да простится мне, что
об этом пишу, не в наших привычках выворачивать душу перед другими. Сама
по себе эта история очень проста.
Ты такой же колхозник, как и все остальные. И как у всех, у тебя тоже
прежде была усадьба. И земля такая же, как у всех в этом краю: участок
низины с жесткой травой и второй - в лесу, где трава сочная, которую
животные охотно едят, пастбище на плитняке, поросшем можжевельником, и
шесть гектаров пашни. Всего двадцать семь десятин, совсем не мало. Семья
была десять душ, всем работы хватало, но и хлеба тоже. Нынче все эти поля
давно заброшены, часть их пошла под пастбища (как и прежние луга,
некоторые из них ты еще до колхозов сам пустил под культивированные),
часть - под сеяные травы, правда, они дают не щедро, а все же несколько
возов колхоз с них собирает. В лесу наскребают еще несколько, так что с
этих бывших двадцати семи десятин кое-как живут зиму три-четыре коровы,
сена им, разумеется, хватает. Остальные корма приходится добывать в другом
месте. А прежде с этой земли кормились десять человек, животных я не
считаю; ибо они созданы, чтобы служить человеку и земле, которая всем дала
жизнь.
Ладно, Кусту, ты ведь знаешь, какого труда требовали пашни и луга. Все
делалось вручную. Сколько же стоило зерно с такого поля? Ведь его
себестоимость была чрезвычайно высокой. Сейчас, мой дорогой, оно себя бы
не окупило. Разве ты не понимаешь, почему колхоз осушает болота? Пройди
громадные просторы полей машинами - и тебе легче, и хлеб получишь дешевый.