"Даниэль Пеннак. Маленькая торговка прозой ("Малоссен" #3) " - читать интересную книгу автора

которые, верно, и составляют музыкальное сопровождение убийств на почве
ревности: размазываешь благоверную по стенке, гнусаво ноя, как сопливый
трехлеток.
Книги взлетали и падали замертво.
Нужно было остановить эту бойню: как? - выбирать не приходилось.
Я встал. Поднял поднос с кофе, который Макон принесла, чтобы
утихомирить предыдущих скандалистов (шестерых печатников, которых моя
снисходительная патронесса выставила на улицу за то, что они просрочили на
неделю заказ), и запустил им в застекленный книжный шкаф, в котором Королева
Забо выставляла свои лучшие переплеты. Пустые чашки, наполовину еще полный
кофейник, серебряный поднос и осколки стекол прогрохотали достаточно
внушительно, чтобы громила застыл с пепельницей над головой, а потом
повернулся ко мне.
- Что вы делаете?
- То же, что и вы, - общаюсь.
И метнул через его голову хрустальное пресс-папье, подарок Клары на мой
прошлый день рождения. Пресс-папье в форме собачьей головы, слегка
напоминавшей морду нашего Джулиуса (Клара, Джулиус, простите), попортило
фасад почтеннейшего Талейрана-Перигора*, тайного учредителя издательства
"Тальон" еще в те времена, когда (как, впрочем, и по сей день), для сведения
счетов с соседом, перо стало действеннее шпаги.
______________
* Шарль Морис Талейран-Перигор (1754-1838) - французский политик,
выдающийся дипломат, мастер тонкой интриги.

- Вы правы, - пояснил я, - если нельзя изменить мир, нужно изменить
хотя бы обстановку.
Он выронил пепельницу, и то, что должно было случиться, наконец
произошло: он разрыдался.
Это его добило. Он походил сейчас на одну из тех деревянных кукол,
которые разваливаются, если нажать снизу на их подставку.
- Подойдите.
Я снова сел в свое кресло, которое все еще стояло на столе. Он
приблизился, пошатываясь. Втиснутый между жилами на его шее кадык метался
как бешеный, выплескивая горечь обиды. Знакомая картина. Подобные огорчения
мне приходилось наблюдать довольно часто.
- Ближе.
Сделав два-три шага, великан оказался лицом к лицу со мной. Он был весь
мокрый от слез, даже волосы.
- Извините меня.
Он вытирал лицо кулаками. Даже пальцы у него были волосатые.
Я положил руку ему на затылок и привлек его голову к себе на плечо.
Мгновение он упирался, а потом послал все к чертям.
Одной рукой я придерживал его голову у себя на плече, другой - гладил
по волосам. Моя мать всегда так делала, и я сумел: что здесь такого?
В открывшейся двери показались секретарша Макон и мой друг Лусса с
Казаманса*, сенегалец, метр шестьдесят восемь ростом, с глазами спаниеля и
ногами Фреда Астера**, несомненно, лучший специалист по китайской литературе
в столице. Они увидели то, что и должны были увидеть: редактор сидит на
своем столе и успокаивает великана среди руин недавнего погрома. В глазах