"Павел Пепперштейн. Диета старика " - читать интересную книгу автора

Но я уже не могу всматриваться - я сплю.

10

- Все же я не могу понять этого, Вольф! Ты же способный
естествоиспытатель, ты так долго занимался химией... Нет, постой, не
перебивай меня, я знаю, что ты хочешь сказать - что, занимаясь той
профессией, которую ты себе избрал, ты, в известном смысле, останешься
естествоиспытателем. Не спорю... Пойми меня правильно: ты с детства был так
серьезен, так вдумчив, вечерами ты всегда сидел над книгами в зеленоватом
свете своей настольной лампы. Иногда я украдкой подходил к двери твоей
комнаты и смотрел на тебя сквозь узорчатое стекло. Твой выпуклый лоб почти
соприкасался с раскаленным колпаком лампы, в стеклах очков плавали сияющие
пятна, и твои вывернутые веки казались опаленными ярким солнцем, твои
сильные плечи склонялись, как будто под гнетом знаний о мире - тех, что
некогда ускользнули от меня.
Ты любил заниматься спортом, Вольф. Ты ходил на футбольное поле в
старом сосновом лесу, где я иногда поджидал тебя на рассохшейся скамейке,
предаваясь размышлениям среди хвои, тумана и комаров. Я рассеянно мечтал о
том (должно быть, только потому, что под рукой у меня не было других, более
увлекательных грез), как ты совершишь научное открытие и наше родовое имя
будет навеки связано с каким-нибудь еще неизвестным элементом, с
неизведанным типом реакции, с закономерностью. Неужели ты утратил
способность охватывать целое, и всякая вещь в твоем взгляде распадается сама
собой, крошась на частицы?
Разговор происходил вскоре после мрачного случая с рукой и сердцем.
Вольф, после некоторой паузы, ответил мне:
- Отец, трудно объяснить то, что слишком уж нуждается в объяснениях. По
мне - лучше бы промолчать. Дело мое не имеет ничего общего с по-. знанием -
я отказался от познания и от науки. Возможно, я не заслужил их. Или они не
заслужили меня. Научное познание желает влиять на будущее, я же предпочел
простую сосредоточенность на том, что не имеет продолжения, - на
безнадежном. Я всегда был слишком застенчив, мучительно застенчив, а из
застенчивости и мук рождается застенок, где мне и место. Порою говорят:
заплечных дел мастер. Я не считаю себя мастером. Я тень, которая немного
дает о себе знать. Изнанка, лишь слегка проступающая сквозь фасад.
- Все это, Вольф, пустые слова, - раздраженно прервал я его.
- Хочу сказать только, что я не жестокий, - угрюмо промолвил Вольф. - О
нашей работе столько легенд. Они наивны. Редко мне приходится лишать жизни
или причинять боль. Меня вызывают внезапными звонками в течение дня и ночи
только потому, что мое присутствие успокаивает. В нашей стране, как и в
других странах, власть имущие более других заслуживают сострадания: человек
пятнадцать истерзанных стариков, похожих на растоптанные куски льда. Кто,
кроме меня, способен пожалеть их? Для них было бы лучше, чтобы с ними
расправились в одночасье. Но народа нет, есть публика. И она предпочитает
исподволь издеваться над ними, потерявшими остатки чувствительности. Чтобы
продлить издевательство, бразды правления не изымают из их сморщенных,
веснушчатых рук. И только я могу изредка отомстить за стариков - расчленить
расчле-нителя, заговорить заговорщика.
- Честно говоря, с недоумением слушаю тебя, сынок. Сколько живу,