"Павел Пепперштейн. Диета старика " - читать интересную книгу автора

Произнеся эту фразу, старик замирает, прислушиваясь. Слышно, что
снаружи идет дождь, словно бы подражая циркулированию прозрачного сока в
простом механизме, подражая старческим слезам, некстати увлажнившим лицо,
которое все еще хранит выцветшую, но благородную печать сарказма.

15

Сильный дождь за окном узкой, уютной комнаты. Ветхий обитатель этой
изящно обставленной спаленки лежит в постели и читает перед сном. Наконец
("Пора спать!" - наставительно замечает он себе) лампочка гаснет, и за
прояснившимися стеклами начинает медленно проступать тусклый и мокрый сад.
Влажный снотворный шелест царствует в полумраке, но к нему присоединяется
металлическое постукивание. О, да это вязальные спицы! Какая-то старушка уже
успела пристроиться в углу и проворно вяжет. Два круглых зеркальца на ее
лице отражают оконный переплет и серебристые воды, заливающие сад.
- Вязание и вода! - громко произносит старик. - Здравствуй же,
Елизавета!
- Здравствуй и ты, - отвечает старушка. - Что читают нынче перед сном?
Она указывает спицей на книгу на ночном столике.
- Это Диккенс. "Тяжелые времена".
- Разве времена нынче тяжелые? Скорее, я бы сказала, легчайшие,
невесомые. Как пух.
- Давно не видел тебя, дорогая. Ты превосходно выглядишь.
- Спасибо. Ты тоже свеж.
- Да, ты совсем не изменилась, только что это на тебе за нелепый чепец?
Такие, кажется, носили только в прошлом веке. Когда мы жили с то- ] бой
вместе, ты никогда не одевала ничего подобного.
- Действительно, при жизни я не носила чепцов. Но я считаю, что если уж
ты умер, бессмысленно цепляться за старые привычки.
- Надо полагать, ты намекаешь на наших детей, на Вольфа, Ольберта и
Китти. Я тоже осуждаю их консерватизм. Их режим дня после смерти не
претерпел изменений. Впрочем... Сегодня Ольберт прочел нам любопытное
повествование о своих посмертных приключениях. Уж не знаю, писательская ли
совесть или же писательское бесстыдство побудили его к откровенности. Во
второй части он подробно описал то, что русские ортодоксы называли
"мытарствами души". Должен признаться, я слушал с интересом. Писатель есть
писатель - все, что происходит с ним, становится материалом для литературы,
даже если это собственная смерть. Я уважаю эту позицию - она
профессиональна. Он посвятил эти заметки своим друзьям - я, знаешь ли,
раньше с некоторым неудовольствием косился на всю эту компанию, на всю эту
золотую молодежь, с которой он свел дружбу еще в школе, на всех этих Сейчи,
Устлеров, Кориных, Бимерзонов... Эта Тереза, этот Зео... Сколько
неприятностей и волнений доставили они нам своими безрассудными шалостями,
своими проделками! Человек пятнадцать молоденьких шалопаев - девчонок и
мальчишек - об их дерзостях ходили легенды! Но они были детьми из самых
привилегированных семейств, и все смотрели на их выходки сквозь пальцы. В
городе их называли "золотоглазыми" из-за дурацкой манеры носить очки в
золотой оправе. Кажется, это придумал Бимерзон. Но, видно, они все же были
хорошими друзьями, раз Оле вспоминает о них даже после смерти. В молодости
мы с тобой тоже не были кенгурятами. А уж друзья наши...