"Павел Пепперштейн. Диета старика " - читать интересную книгу автора

болтовне, которая стала нечленораздельной.
Посмеиваясь и тряся головой, он надевает легкую соломенную шляпу, берет
трость, перекидывает через руку светлый плащ.
- Я иду на прогулку. Рой, - обращается он к стеклянной собаке. - Ты,
может быть, составишь мне компанию? Я, собственно, направляюсь на любопытную
экскурсию. Хочу совершить осмотр собственной могилы. Как тебе это нравится,
а, Рой?
Легкой походкой он выходит из дома и идет через сад, помахивая тростью.
Выходит на сонную улицу, где ноги глубоко увязают в мягкой пыли. Прямо
посреди улицы кто-то оставил одинокий стул. Старичок направляется к этому
стулу и вдруг пинает его ногой с такой силой, что стул отлетает на несколько
метров и ударяется о дощатую стену какого-то сарая. Отзвук грохота на
некоторое время повисает в тишине, но на улице по-прежнему не видно ни души.
Слышна только Киттина пластинка, разносящая шероховатый вращающийся тенор.
Если кто и выглянет из окон дремотных пыльных вилл, то не увидит никого,
кроме элегантного старика, быстро поднимающегося в гору. Последние дома
остались позади. Теперь его окружают только коричневые, умерщвленные зноем
кустарники, которые тянутся по склону холма длинными унылыми полосками.
Хрупкий стрекот слышится из бесцветных благоухающих трав. Эти лекарственные
запахи напоминают об укромной кумирне, спрятанной в глубине оставленного
дома.
Он оборачивается. Пейзаж кажется наполовину засосанным в ракушку
улитки. Где-то очень далеко, в центре игрушечной спирали, виднеются
раскрытые железные ворота, за ними мутная зелень сада и почти совершенно
растаявшие очертания дома. Оказывается, он удалился уже на значительное
расстояние. Однако, прежде чем уйти, надо было, пожалуй, навестить
комнатушку, наполненную сухими цветами, и попрощаться с бедняжками. Но тут
же он хлопает себя по лбу.
- Ах, да... Теперь они не более чем стекляшки. Те, чьи образы они
бережно представляли, оказывается, вовсе не нуждались в представительстве.
Но все равно, не мешало бы пройтись напоследок по дому, по Дому Сухих
Цветов. Заглянуть во все комнаты. В комнату Ольберта, где на храмоподобных
письменных столах и шатких конторках возвышаются громоздкие пишущие машинки.
В комнату Китти, где игрушки образуют целые наслоения, где с утра поет
граммофон, где на специальной полочке стоят две священные склянки с
заспиртованными рукой и сердцем директора театра, трогательно прикрытые
ковриками, вышитыми с детской небрежной тщательностью. В комнату Вольфа, где
пахнет химией и фиалкой, а на пустом пространстве стола разложены в
идеальном порядке блестящие инструменты. Известно ведь, что перед отъездом
следует пройти через все комнаты, - замечает старик.
- Перед отъездом? Ах, да!.. (Второй раз за эту минуту протяжное
рассеянное восклицание.) Впрочем, мне надо сделать крюк, то есть... Я имею в
виду совершить движение по полуспирали - тогда я попаду вон туда и окажусь
прямо над домом.
И старичок, все еще что-то бормоча, продолжает свой путь.
Несмотря на то, что ему приходится взбираться в гору, он испытывает
удовольствие от прогулки. Воздух почти холодный, несмотря на огромное
солнце. Ему кажется, что он идет неторопливо, но всякий раз - стоит ему
только оглянуться - он убеждается, что преодолел большое расстояние.
Наконец впереди, на конце гребня, он видит темный прямоугольник,