"Леонид Переверзев. Гряди, Воскресенье: христианские мотивы в джазе Дюка Эллингтона." - читать интересную книгу автора

через смерть, жить вечно. Я снова увидел лицо мамы и впервые почувствовал,
как больно камни пути, который она прошла, должны были ранить ее ноги. Я
увидел освещенную луной дорогу, где умер брат моего отца <убитый пьяными
белыми>... Я снова увидел свою дочурку, и снова ощутил на своей груди слезы
Изабел, и, почувствовал, что у меня самого на глазах вот-вот выступят слезы.
И в то же время я знал, что это совсем ненадолго, что мир ждет нас снаружи,
голодный, как тигр, и беда простерлась над нами и нет ей конца и края.
Потом все кончилось. Креол и Сонни облегченно вздохнули, насквозь
промокшие, улыбающиеся до ушей... Они весело болтали там наверху, в синем
свете, и через некоторое время я увидел, как девушка ставит на рояль
<заказанный старшим братом> виски с молоком для Сонни. Он, казалось, этого
не заметил, но перед тем, как они снова начали играть, Сонни отпил из
стакана и посмотрел туда, где я сидел, и кивнул. Потом он поставил его
назад, на крышку рояля. И для меня, когда они заиграли снова, стакан этот
светился и вспыхивал над головой моего брата как явленная чаша гнева." (Блюз
для Сонни / Выйди из пустыни, М., 1974. перевод Р.Рыбкина)
Как видим, для Джеймса Болдуина (а он хорошо знал, о чем писал)
"творческое задание" джаза в эпоху би-бопа выглядело достаточно грозным и
устрашающим (Откр. 14:9).

Медитация

В заключение приводимых мною пространных выдержек, позволяющих хотя бы
косвенно судить о тех "заданиях", что мотивируют наиболее значительные
произведения джаза разных периодов, хочу процитировать одного из
лидеров-реформаторов "новой волны", по масштабам таланта близкого к
Эллингтону. Оба они отнюдь не случайно ценили друг друга очень высоко,
подтверждением чему служит совместная их пластинка (для Дюка - предприятие
редчайшее): Duke Ellington and John Coltrane (1962).
Имеется документальное свидетельство Джона Колтрейна о "задании" сюиты A
Love Supreme (Высшая Любовь), записанной 9-го декабря 1964 года,
ознаменовавшей собой коренную смену его идейно-художественных ориентиров и
оставшейся, по мнению многих, вершиной всего им созданного. Сразу признаюсь:
твердых формальных оснований усматривать там бесспорно христианские мотивы у
меня нет. Хотя его дед со стороны отца был методистским священником,
неизвестно, испытывал ли Колтрейн какие-либо религиозные чувства до начала
шестидесятых годов, а позже - принадлежал ли он какой-либо определенной
конфессии. Он нигде и никогда (во всяком случае - публично) не провозглашал
исповедание Евангелия, не касался непосредственно библейской тематики и
среди его инструментальных пьес, очевидно инспирированных традицией
спиричуэлс и госпелз, я могу сейчас найти лишь три с подходящими сюда
названиями: "Spiritual", "Dear Lord", и "The Father, and the Son, and the
Holy Ghost". В своих устных высказываниях в последние годы жизни Колтрейн
ссылался преимущественно на Кришнамурти, мистиков Суфи и Каббалу, всегда
говоря, однако, о "едином Боге", как "окончательной реальности", причем у
его собеседников складывалось впечатление, что такой реальностью для него
была смерть.
Мне, разумеется, крайне трудно судить, но тут ощущается и не дает покоя
какое-то противоречие. Как, например, понималась им смерть в данном случае?
Виделся ли ему в ней полный финал, небытие, нирвана, или же все-таки